– Да, – ответил маньяк, и его дыхание смердело червивым мясом. – Ты тоже?

– Да, – подтвердила Конни. – У нас мало времени для разговора, но у меня есть теория, которая отвечает на вопрос о том, почему мы с тобой так идеально подходим друг другу. Ты хотел бы услышать ее?

– Да, любовь моя, – мечтательно ответил убийца.

По крышке гроба стучали комья земли, и Конни помолилась о том, чтобы девочка делала то, что ей сказали, продолжая шуметь, пока сама она будет говорить.

– Когда-то я тоже оказалась в больнице. Надолго. Мне, как и тебе, там было не место. Никто меня не понимал, и поэтому там решили, что меня нужно лечить. Меня пристегнули к койке. Там у меня не было личного пространства, и я ни от кого не видела ни капли доброты. Врачи заставляли меня раздеваться, когда решали, что мне нужно помыться, наблюдали за мной, словно я была животным. Они решали, что мне следует есть и когда. Они говорили мне, когда я должна ложиться спать, когда я должна просыпаться. Они давали мне таблетки, не говоря, что это такое, и проверяли мой рот, как будто я была непослушным ребенком…

– Значит, ты тоже? – с придыханием спросил убийца и прижался лбом ко лбу Конни, как будто их мозги могли слиться воедино.

На гроб продолжала сыпаться земля, теперь этот стук стал приглушенным, поскольку слой земли сделался толще. В гроб проникала грязная вода. Интересно, подумала Конни, что убьет нас скорее – недостаток кислорода или утопление?

– Но это было еще не самое худшее, – продолжала Конни. – Человеческие страдания там… были ужаснее, чем я когда-либо могла вообразить. Мы были просто подростками, а нас держали взаперти, и нам так хотелось, чтобы к нам проявили хоть чуть-чуть доброты. Хотелось, чтобы нас хоть кто-то любил. Мы были готовы почти на все, лишь бы с нами не обращались жестоко – во всяком случае, те из нас, кто был в своем уме.

– Теперь это уже неважно, – сказал убийца. – Нас больше никто не может обидеть. Теперь мы есть друг у друга, и это навсегда.

– А как насчет остальных? Тех, кто был до меня? То тело под полом. И кости. Как насчет их семей?

Последовало молчание.

– Это был не я, – ответил убийца наконец.

Конни отодвинулась на дюйм, чтобы расстегнуть пряжку на своем ремне, и ей стало легче дышать.

– Понимаю, – кивнула она.

Теперь сверху стук не доносился. Либо Мэгги перестала делать то, что ей было велено, либо слой земли над ними стал таким толстым, что сквозь него уже не проникал шум. В любом случае, смерть подобралась уже близко. В воздухе осталось совсем мало кислорода, вода поднялась выше.

– Когда я была заперта там, в психушке, там были люди, похожие на тебя. Люди, которые творили плохие вещи, потому что так им приказывали голоса, которые они слышали. Эти люди и пугали меня больше всего. Их нельзя вразумить.

– Но я уверен, что ты была добра и к ним.

– Я уяснила, как с ними нужно поступать. Мне понадобилось на это много времени, но я поняла, что им нужно на самом деле.

– Я почувствовал это, когда видел тебя на видео в Интернете. Я знал, что ты понимаешь меня.

– Эти люди, те, кто действует маниакально… их нельзя остановить. Их нельзя вылечить. Недостаточно даже госпитализации. Они все равно причиняют другим вред.