Ведьма визгливо, резко захохотала: – Хрупок? Возьми меня Странник! Удинаас, ты никогда не был таким.
Серен Педак молчаливо согласилась с ее суждением. К чему ложная скромность?
– Я спросил, чего тебе нужно. Зачем ты здесь?
– Я изменилась с последней встречи. Теперь я Дестрай Анант Странника, последнего Старшего Бога летерийцев. Того, кто стоит за Пустым Троном…
– Он не пустой.
– Будет.
– Ты показала, что новая вера движется старым путем. Вся эта нетерпеливая жажда оказаться в центре событий… Где сейчас прячется твоя плоть, Пернатая? Не сомневаюсь – в Летерасе. В какой-нибудь затхлой и душной хижине, которую ты провозгласила храмом. Ого, это тебя задело! Значит, я не ошибся в суждении о тебе. Изменилась, Пернатая? Ну, ты пытаешься обмануть себя. Но не думай, что я обманут. Не думай, что я помчусь к тебе в объятия, сгорая от любви и похоти.
– Когда-то ты меня любил.
– Когда-то я вдавил раскаленные монеты в глаза мертвого Рулада. Увы, он оказался не мертвым. Прошлое – это море сожалений, и я сумел выкарабкаться на берег. И даже успел отбежать далеко.
– Мы принадлежим друг другу, Удинаас. Дестрай Анант и Т’орруд Сегул. Для нас найдется, нам подчинится и Смертный Меч. Трое летерийцев. Как и должно быть. Через нас Странник восстанет вновь. К силе, к власти – именно того жаждал народ, именно этого долго жаждали и мы.
– Тисте Эдур…
– Собираются домой. Руладова Серая Империя была обречена с самого начала. Даже ты мог это видеть. Она спотыкается, рушится, распадается на части. Но мы, летерийцы, выживем. Мы всегда выживали. С возрождением веры в Странника наша империя заставит содрогнуться весь мир. Дестрай Анант, Т’орруд Сегул и Смертный Меч – мы встанем троицей за Пустым Троном. Богатые, вольные делать что захочется. Мы поработим Эдур. Сломанных, жалких Эдур. Мы скуем их, изобьем, мы будем издеваться над ними так, как прежде они над нами. Люби меня или не люби, Удинаас, целуй или отворачивайся – это не имеет значения. Ты Т’орруд Сегул. Странник избрал тебя…
– Ты хотела сказать – попытался. Я прогнал дурака.
Она так изумилась, что не могла найти слов.
Удинаас отвел взор и небрежно взмахнул рукой: – Я и Менандору прогнал. Они пытались использовать меня словно монету, передавать из рук в руки. Но я знаю о монетах всё. Я ощущал вонь их прикосновения. – Тут он снова поглядел на нее. – Если я и монета, то ничья. Иногда меня одалживают. Иногда ставят на кон. Но принадлежать? Никогда. Укачусь от любого.
– Т’орруд Сегул…
– Найди другого.
– Ты избран, глупец! – Внезапно она рванулась вперед, разрывая на себе грубую рабскую тунику. Ткань затрещала и взвилась на горячем ветру, словно клочья имперского флага. Ведьма осталась голой. Она протянула руки, пытаясь ухватить Удинааса за горло…
А он толкнул ее, заставив кувыркнуться по твердой каменистой почве. – Я покончил с насилием, – проскрежетал он негромко. – К тому же я сказал, что мы не одни. Очевидно, ты поняла неправильно…
Он прошел мимо нее, направившись прямиком туда, где свернулась в кольцо змея Серен Педак.