– Полагаю, ты считаешь это милосердием?

– Что?

– Разумеется, нет, – фыркнул Теол. – Просто прагматичным. «Ох, меня едят? Ну и пусть. Все равно головы нету!»

Аблала нахмурил лоб: – Никто вас не ест, Теол. И голова на месте. Я ее вижу.

– Я говорил за куриц.

– Но они не понимают летерийский.

– Ты не съешь моих последних куриц.

– А та, что в подушке? Хотите ее назад? У нее и перья отрастут, если не подхватит насморк или еще что. Я отдам, если хотите.

– Очень мило с твоей стороны. Нет. Предоставим ее ужасной судьбе. Но не забывай про клюв. Кстати говоря, тебе нужно быть более организованным. Разве ты не собирался уехать уже несколько дней назад?

– Я не хочу на острова. – Аблала начал ковырять неровным ногтем грязь на полу. – Я послал весточку. Это же хорошо, а? Послал весточку.

Теол дернул плечом: – Если хорошо, то и хорошо. Да, Джанат? Ради всего святого, оставайся с нами. Только будешь искать еду. На всех нас. Пойдешь на охоту, Аблала. Это будет нелегко. Совсем нелегко. По реке теперь приходит едва один корабль с продовольствием в неделю; народ запасается всем, чем может, как будто впереди ужасные бедствия. Еще раз намекаю, Аблала: будет совсем нелегко. И, хотя мне противно это говорить, есть люди, не верящие в твои будущие успехи.

Аблала сани вскинул голову. Глаза его загорелись. – Кто? Кто?

Четыре курицы прекратили копать пол и одновременно склонили набок головы.

– Лучше я промолчу, – ответил Теол. – Так или иначе, нам нужна еда.

Тартенал вскочил, ударившись головой о потолок, затем принял привычное полусогнутое положение. Кусочки штукатурки усеяли его волосы, опустились на пол. Куры заквохтали, столпились у ног Аблалы.

– Если ты не сумеешь, – сказал Теол, – начнем есть… эээ… штукатурку.

– Известь ядовита, – заметила Джанат.

– А куриный помет – нет? Не слышал жалоб, когда ты хлебала мой супчик.

– Ты успел уши руками зажать. И я не хлебала, Теол. Я выплевывала обратно.

– Я справлюсь, – сжал кулаки Аблала. – Я добуду еды. Я вам покажу! – Он выбежал в дверь и пропал в узком переулке.