Слям обернулся, расслышав твердую нотку в голосе Багга. Удивленно наморщился.
Багг усмехнулся: – Ну, свободное проявление чувств явно не относятся к подобным вещам, не так ли?
– Да, наверное.
Едва несчастный адвокат пропал с глаз, Багг встал.
Багг готовился исчезнуть. Иначе адвокаты, не говоря уже о кредиторах, разорвут его по суставам. Это был бы весьма неприятный жизненный опыт. Но вначале надо предупредить Теола.
Старший Бог оглядел контору с неким сентиментальным сожалением, почти с ностальгией. По крайней мере, она была веселой. Эта игра. Как и большинство игр. Он гадал, почему Теол так рано остановился в первый раз. Ну, возможно, для него это не было забавой. Сойтись лицом к лицу с жестокой истиной – любой жестокой истиной… вполне понятно, почему он повернул назад.
Он вышел из конторы, чтобы никогда в нее не возвращаться.
– Как это «осталось всего четыре курицы»? Да, Аблала Сани, я смотрю именно на тебя!
– Ради милостей Странника, – вздохнула Джанат, – оставь беднягу в покое. Чего ты ждал, Теол? Это куры, не способные нестись, а значит – тощие, жесткие и столь же бесполезные, как болтовня ученых матрон в моей прежней школе. Аблала совершил акт настоящего мужества.
– Съев их? Сырыми?!
– Но перья он выщипал.
– К тому моменту они были уже мертвыми?
– Давай не будем обсуждать детали, Теол. Каждый имеет право на ошибку.
– Бедные мои зверушки, – простонал Теол, глядя на чрезмерно набитую подушку, служившую полукровке изголовьем (он спал теперь на тростниковой подстилке в его комнате).
– Это не зверушки.
Теол сурово уставился на свою бывшую наставницу: – Мне припоминается, ты не уставала говорить о засилье ужасного прагматизма в исторической науке. А теперь, Джанат, что я слышу? «Это не зверушки». Декларация, произнесенная на редкость прагматичным тоном. Неужели слова способны очистить то, что на деле является жестоким птицеубийством?
– У Аблалы больше желудков, чем у нас с тобой вдвоем. Их нужно наполнять, Теол.