– Я могу, – вдруг произнес высокий мальчишеский голос.
На мгновение воцарилась тишина.
– Можешь что, Даррен? – переспросил Майло.
– Помочь ей. Так, как я помогал себе. Меня мама учила.
Лорд Сантанильо присвистнул.
– Приподними ее голову повыше, пап, – скомандовал мальчик. – И держи. И думай о ней. Мама говорила, это важно.
– Ты ее якорь, – с легкой заминкой откликнулся лорд Себастьяни. Его голос едва слышно дрогнул эхом незажившей застарелой боли. – В такие моменты рядом должен быть кто-то… близкий. Может, и выйдет. Действуй, малыш, если Лей и правда научила тебя, как вытащить человека с того света. Она могла…
Майло обнял меня, бережно и нежно притянув к себе, уткнулся носом в макушку. Я чувствовала, как шевелились его губы, и пусть слова были не слышны, в груди все равно потеплело. Даррен пододвинулся ближе. Тонкие детские пальцы замерли у висков.
Я заставила себя улыбнуться.
– Спасибо, что стали моей семьей, – выдохнула я.
– Даже не надейтесь сбежать от нас, леди Кастанелло, – криво усмехнулся Майло. – Я обещал, что в нашем браке не будет летального исхода, по крайней мере, ближайшие десятки лет, и намерен сдержать обещание. Ведь так?
– Все будет хорошо, Фаринта, – поддержал отца Даррен. – Все будет хорошо.
Я тихо фыркнула, и ласковое прикосновение мальчика погрузило меня в темноту.
Окончательного вынесения приговора ждали долго.
После смерти второго подряд главы городского совета в Аллегранце начался форменный бардак. Заседания приостановились. Лорды старались переложить друг на друга ответственность за решение текущих проблем – мало кому хотелось разбираться с последствиями приказов, подписанных господином Кауфманом за тот неполный месяц, что он успел провести в совете.
В официальную версию о несчастном случае не поверил никто. Майло, лорд Фабиано и лорд Сантанильо приложили все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы СМТ было вымарано из публикации, поскольку новый взрыв синтетического кристалла окончательно похоронил бы репутацию компании. И поэтому, когда «Вестник Аллегранцы» назвал должность «проклятой», горожане ухватились за эту идею со всей страстью. На следующий же день лорд Террини, главный претендент на место главы города, публично отказался занимать пост, пояснив, что жизнь ему дороже. Городской совет медлил с выдвижением нового кандидата, и это только подливало масла в огонь, порождая слухи один нелепее другого.
Спустя месяц пришлось вмешаться лорду земли. Лорд Маркус Себастьяни принудительным решением назначил временным городским главой своего брата, лорда Фабиано. Как ни странно, но именно под его управлением все в Аллегранце постепенно начало возвращаться в норму. Лорд Себастьяни восстановил на городских улицах кристаллическое освещение, починил разбитую дорогу у Северной арки, открыл детское отделение городской больницы и приют для детей-сирот, и горожане, изначально настроенные крайне скептически, сменили недоверие на симпатию.
Но лично для меня куда важнее было участие лорда Фабиано в решении вопроса иного рода. Младшие Кауфманы – Торино, чудом выжившая Чечилия и Юна – после смерти приемного отца были отправлены в приют, а оттуда в больницу при отделе магического контроля, где под присмотром законников проходили реабилитацию. Другие известные нам бывшие сиротки Ллойд также получили помощь лучших специалистов.
Маринн аль-Таир, более известная в Аллегранце под именем госпожи Кауфман, была лишена прав опеки над младшими девочками и приговорена к депортации сразу же после окончания слушания по нашему с Майло делу, где она выступала свидетелем. Я втайне надеялась, что она хотя бы попытается опротестовать решение суда и попросит оставить детей с ней – Кауфманы всегда казались мне дружной семьей, и поверить в нагромождения ужасающей лжи до сих пор не всегда удавалось. Но, к моему разочарованию, женщина согласилась легко, без капли сожаления. Не знаю, кто и как рассказал об этом ее приемным детям, но, когда я зашла навестить их, по тоскливым потерянным взглядам поняла: они знают.
Тори быстрее сестер пошел на поправку. Ему единственному было куда возвращаться – из всех детей только он оказался официально усыновлен господином Якоббом Кауфманом, и потому городской суд без лишнего шума признал его наследником аптекарской лавки и дома некогда почтенного семейства. Однако мальчик не спешил выходить за высокие стены больницы, предпочитая оставаться в компании сестер и судебных лекарей. Часами бродил по аллеям между корпусами, отказывался от пищи, а во время моих визитов все чаще молчал, уставившись себе под ноги. Никто из старших приемных детей ни разу не навещал их – даже Марисса, служившая медсестрой в соседнем корпусе. После того как связывавший их менталист погиб, каждый остался сам по себе.