Кроме того что Апостольский символ веры древний, экуменический (в лучшем смысле слова) и библейский, он также запоминающийся. Я не уверен, сможете ли вы под него танцевать (я не пытался), но у него есть ритм, позволяющий общине повторять его по наитию. Первая строка произносится очень легко: «Верую в Бога Отца Всемогущего, Творца неба и земли». Однако знакомый язык и ритм скрывает за собой важные богословские мысли. Я насчитал их как минимум семь.

Во первых, наш небесный Отец — вечный Отец нашего Господа Иисуса Христа. Никогда не было такого, чтобы Христа не было (вопреки арианскому учению), и никогда не было, чтобы Отец не был Отцом Сына, а Сын — Сыном Отца. Бог всегда был Богом и Отцом Сына, даже до воплощения. Отцовство определяет и описывает Его в такой мере, что эта характеристика является для Него сущностной, неотчуждаемой и вечной.

Во вторых, Бог сотворил мир ex nihilo, что в переводе с латыни значит ‘из ничего’. В начале был Бог и больше ничего. «Верою познаем, что веки устроены словом Божьим, так что из невидимого произошло видимое» (Евр. 11:3). Не было ни звезд, ни неба, ни света, ни солнца, ни живых существ, ни воды, ни пыли — ничего. Это даже невозможно себе представить. Мы можем вообразить пустой мир, вселенную, заполненную бескрайним мраком. Но до Быт. 1:1 не было даже пустого неба. Не было ничего, кроме ничего. Единственное, что было, — невидимый, духовный, вечный Бог. И после целой вечности внутритроичного блаженства Бог решил чтото сотворить. Он просто повелел, и нечто появилось, хотя не было ничего до того, как Божий голос начал творить (Пс. 32:6).

В третьих, Бог, сотворивший вселенную из ничего, поддерживает ее существование и управляет творением в соответствии со Своим замыслом и провидением. Христианская вера в творение из ничего исключает дуализм (Бог и материя сосуществуют вечно) и пантеизм (Бог есть мир, а мир есть Бог), а вера в провидение исключает деизм. Другими словами, Бог — не космический часовой мастер, который завел часовой механизм мира, а затем предоставил ему тикать самому по себе. Нет, Бог продолжает управлять небом и землей, руководя ими и направляя их Своей отцовской рукой.

Вчетвертых, этот творец мира — мой Бог и Отец. Многие дети проходят через такой возраст, когда они хвалятся тем, какой у них папа. «Мой папа может бросить мяч на целый километр!» «А мой папа зарабатывает миллион триллионов!» «А мой папа прочитал все книги!» Мы все слышали подобное (за исключением последней фразы: просто моим мальчикам тоже надо чем=то хвастаться). Подумайте, как бы вы могли похвастаться, если бы ваш отец мог бросить мяч на столько километров, сколько мяч вообще может пролететь, или владел всеми деньгами во всех банках мира, или знал все, что говорится во всех книгах, которые когда-либо были или будут написаны. Вот это был бы папа! Но это и есть ваш небесный Отец. Мы часто слышим, что Бог — наш Отец, что совершенно верно, но мы реже слышим, что наш Отец — Бог.

В пятых, Бог — мой Отец благодаря Христу, Его Сыну. В прошлом либеральные богословы любили говорить о «вселенском отцовстве Бога». Как бы здорово это ни звучало, истина в том, что Бог не есть Отец всех. Он Бог всех (хотя многие не поклоняются Ему), и Господь над всеми (хотя многие не повинуются Ему), и даже Отец всех в том смысле, что Он всех сотворил. Но в более глубоком смысле, в каком это имя использовал Иисус, Бог не есть Отец всех. Он Отец только тех, кому Христос — брат (Евр. 2:10–17). Мы дети Бога не по праву человеческого рождения, а в силу Божьего усыновления. Те, кто принимает Иисуса и верит в Него, получают право называться детьми Бога, которые родились не от плоти, а от Бога (Ин. 1:12).

Все это может звучать жестко для нехристиан, но если бы Библия действительно учила всеобщему отцовству Бога, то в чем тогда была бы Благая весть? Получается, что Иисус пришел и умер, чтобы вы примирились с Богом и познали Его как вашего любящего небесного Отца, хотя Он и так Отец всех людей? В этой вести нет жесткости, но и любви в ней тоже нет. Писание учит, что именно благодаря любви Бога Христос умер за нас, пока мы еще были грешниками (Рим. 5:8). И только в силу Христовой смерти и воскресения мы получаем Духа усыновления, которым мы взываем: «Авва! Отче!» (Рим. 8:15).

В шестых, поэтому мы не сомневаемся в Его заботе. Все это богословие ведет нас к доверию. Поскольку Бог все сотворил из ничего, поскольку Он поддерживает творение Своим провидением и поскольку этот Бог есть наш Отец в силу нашего союза с Христом, — мы можем рассчитывать на Него.

В седьмых, Он обращает во благо любую беду, которую Он посылает мне. Библия не наивна в отношении страданий. Доверять Божьей заботе не значит рассчитывать, что мы доплывем до небес по спокойному морю. Мы живем в печальном мире, в котором Бог не только позволяет возникать трудностям, но и посылает бедствия нам. Доверие — не надежда, что боли не будет, а вера в то, что у боли есть цель. Если мой всемогущий Бог действительно всемогущий, а мой небесный Отец действительно заботливый, тогда я могу рассчитывать на то, что Он может обратить и обратит все в этом печальном мире во благо мне. Родители, разве вы не хотели бы, чтобы ваши дети больше вам доверяли и признавали, что вы точно знаете, как для них лучше, и всегда на их стороне? Мне кажется, Бог ожидает такого же доверия от нас с вами.