Так, в апреле 2017 г. президент НАНУ Борис Патон сообщал, что из-за «хронического бюджетного недофинансирования» были ликвидированы 6 учреждений Академии, дефицит бюджета НАНУ составил более 23 млн долларов. А в 2016 г. на украинскую науку потратили не более 0,3 % ВВП страны.
Численность сотрудников Национальной академии Украины уменьшалась таким образом: 1991 г. – 89 тыс. человек, 2009 г. – 43 тыс., 2014 г. – 40 тыс., 2017 г. – 31 тыс. (без зоны АТО и Крыма)[51]. Всего сотрудников в НАН Украины на 01.04.2017 было 31129 чел., из них научных работников – 15919 человек. Среди них 2402 доктора наук (в УССР –1417), 6814 кандидатов наук (в УССР свыше 9 тыс.).
Стоит напомнить, что сегодня в Украине постоянно возникают скандалы с плагиатом научных работ, фальшивыми дипломами и взятками в младшей научной среде. Огромное количество кандидатов наук владеет коррупционными дипломами, особенно среди чиновников, которые к научной работе не имеют отношения. А уровень их работ, изобретений и открытий смешон, требует отдельного исследования, потому как существующая статистика даже приблизительно не отображает действительного состояния дел.
По состоянию на 01.01.2017 г. в НАН Украины состояло 186 академиков (в УССР в 1986 г. – 143), 361 чл. корр. (в УССР в 1986 г. – 203) и 98 иностранных членов[52].
Средний возраст научных работников НАН Украины в 2017 г. составил 51,4 года, докторов наук – 64,3 года, кандидатов – 49,2. Но реальность становится ощутимей без усреднения возраста. Так, распределения академиков по возрасту:
Распределение по возрастам на 9 августа 2017 года
Старейшему из академиков Борису Евгеньевичу Патону 27 ноября 2016 года исполнилось 98 лет. Самый молодой академик, механик В. Л. Богданов, родился 25 ноября 1965 года. Дольше всех, с 18 ноября 1958 года, в ранге академика состоял Борис Евгеньевич Патон. Таким образом, старейший из академиков был избран за 7 лет и 7 дней до рождения самого молодого академика из нынешнего состава НАН Украины. В 2020-м Патон умер, и ему во многом украинцы должны быть благодарны за то, что своим авторитетом он в значительной мере смягчил и уменьшил скорость разбазаривания недвижимости Академии. Её сегодняшнее состояние очень тяжело описывать в фактах и цифрах по многим причинам, потому как они пронизаны пропагандой, коррупцией, вуализацией процессов дележа собственности и земель и проч., всем, кроме науки.
Некоторым может показаться, что старые совковые ученые захватили места и не дают новым продвигаться. Но это ложь. Правда в том, что научные исследования не финансируются даже близко, как при СССР. А зарплаты научным работникам смешны. Средняя зарплата сотрудника НАН Украины в 2015 году составляла 105 дол. США (2729 грн.). Поэтому умные молодые ученые уезжают из Украины. А пожилые, которые уже не нужны за границей, но, как «совки», еще верили в то, что науку начнут финансировать, и не сильно требовательны к быту, остались. Так как финансирования науки и исследований фактически нет, в НАН занимаются выживанием, продавая дипломы и кандидатские молодым и рьяным чиновникам, депутатам, псевдобизнесменам и прочим «народным радетелям», которые уже становятся «научными работниками», замыкая порочный круг деградации науки. Большинство институтов простаивает в ужасающем состоянии: без ремонтов, лабораторий, современного оборудования и прочего. Многие здания 410 разрушаются, если их невозможно сдать в коммерческую аренду. Большинство научно-исследовательских институтов напоминает ветхие музеи 30-летней консервации заброшенной науки. Здания, которые находятся в привлекательных местах, сданы в коммерческую аренду. Многие переданы под новые многочисленные государственные управленческие структуры. Научная среда, которая находится возле молодого обучающегося поколения, еще живет более-менее за счет взяток и возможности самофинансирования за счет молодежи. В целом научные разработки молодежью (родителями) не финансируются, крупные «бизнесмены» тоже на это денег не дают. Государство те крохи, которые выделяет на исследования, просто «распиливает и крадет», поэтому реальная наука, исследования, изобретения или открытия зиждутся в Украине исключительно на голом энтузиазме нескольких фанатиков. Поэтому о громких исследованиях, не говоря уже об открытиях, в современной Украине не услышишь. Наука превращена в бутафорию, а без финансирования, контроля и с коррупционной составляющей напоминает банальную импотенцию.
Эти же украинские тенденции характерны для всех постсоветских стран, некоторые из них частично превращаются в колонии без науки. В той же России, для примера, знаменитейший ЦАГИ (Центральный аэрогидродинамический институт им. профессора Н. Е. Жуковского) с 1991 по 2009 год сократил количество сотрудников с 14,5 тыс. до 4 тыс. человек[53].
В то же время сегодня, когда Совок канул в Лету, его система функционирования науки не может быть задействована в новой капиталистической Украине. К науке и ученым в советское время относились с уважением и какой-то защитой. Дело в том, что большевистская идеология подразумевала под собой диктатуру в обществе класса пролетариата. Но ученые и интеллигенция не относятся к этому классу. Мало того, у них часто презрительное отношение к люмпенам и пролетариату (вспомните «Собачье сердце» Булгакова). Но для развития технологий ученые были необходимы советской власти, идеология которой ставила их в более жесткие рамки жизни, чем при той же капиталистической царской России. Это понимала советская власть и после первых неудачных попыток поставить ученых и интеллигенцию под контроль (вроде изгнаний) поменяла тактику откровенного кнута на кнут и пряник.
Ученых и интеллигенцию, не вступавших в откровенный конфликт с властью, защищали и превозносили. Для той ее части, которая участвовала в поддержке власти, оставили многие привилегии: приравняли к партийной элите и предоставляли дачи, машины с водителями, отдельное питание и обеспечение.
Всё зависело от значимости их работы для государства. Ученых «защищали», притом что они идеологически не относились к правящему классу пролетариата. И эта вертикаль защиты была относительно пропорциональна – от академического верха до областных низов.
Областная профессура получала меньше, чем «элитная», но все равно её положение было более привилегированно, чем обычного идеологического пролетариата. Контраст этих привилегий зависел от жесткости советского правителя. Так, при Сталине обычный советский кандидат и доктор наук имели доход больше в два-три раза, чем идеологически превозносившийся в те времена шахтер или рабочий. Ближе к развалу Совка эта разница постепенно исчезала и стиралась, всё больше компенсируясь коррупционной составляющей доходов. Конечно, при царе интеллигенция жила значительно лучше, богаче, контрастней, чем квалифицированные рабочие. Но не забываем, что часть той же интеллигенции боролась против капитализма, самодержавия и привела-таки к власти большевиков. Ведь сам Ленин, да и многие его сподвижники, был из интеллигентных, а часто и из дворянских семей. Советская власть ограничила интеллигенцию от былой царской роскоши и удобств, но в то же время и предоставила более значительные возможности для развития в науке, расширила потенциал с точки зрения массовости развития образования и исследований. А главное, она создала более доступные социальные лифты для огромных масс населения. Сегодня поле возможностей в науке сузилось в десятки раз, а роскошь за счет коррупционной составляющей увеличилась по сравнению с Совком. При этом «стимул», как при Союзе, во многом исчез. То есть сегодня ученый или даже псевдоученый может спокойно накапливать звания и жить за счет студентов не хуже советского, который в советский период так бы не смог, а был бы задвинут далеко на второй план со всех точек зрения.
При Совке стимулом для работы ученого были жизнь и существование в зависимости от жесткости времен. На первом месте стояла идеологическая лояльность к власти, на втором научная работа. Если из этих двух что-то хромало, то у человека возникали существенные жизненные проблемы. Он переставал относиться к касте ученых или, еще хуже (для него), становился ученым, который выступал против власти. Отсутствие научной работы быстро приводило к потере привилегий и переходу в «рабочий», ненаучный мир. Нелояльность к власти, в зависимости от времен, могла привести и к смерти. Так, при Сталине не лояльных, но ценных для власти ученых ломали «шарашками», предоставляя им возможность работы в тюрьме. То есть по любой причине, которая не вписывалась в большевистскую идеологию (вроде критики или стёба над партией и ее руководителями), ученый вместо работы в научной, институтской лаборатории мог пойти трудиться в тюремную. Вместо прогулки по даче в каком-нибудь Переделкино мог пойти прогуляться под надзором на крыше ЦАГИ в Москве и спать на койке в тихой камере.
Выбор между «работать под тюремным надзором» и «работать в лучших условиях» пришлось делать множеству знаменитейших ученых и интеллигенции в сталинскую эпоху.
Как бы это ужасно ни звучало, но такая жесткая технология кнута и пряника, как продемонстрировала история, была мощнейшим стимулом к научным изысканиям. Особенно это ярко показало себя во времена хрущевской оттепели, когда ослабили жесткий сталинский хомут интеллигенции, дали чуть больше свободы. 1950–1960-е гг. вошли в историю как одни из самых научно продуктивных десятилетий в истории СССР, да и на всех постсовковых территорях. Памятуя об ужасе и страхе сталинских тюрем, люди совершенно по-другому переоценивали жизнь, свободу и свободное время, стараясь как можно ярче оставить свой гуманистический след на земле в противовес террору, одновременно желая показать всему миру, что на свободе человек сможет достичь более значимых результатов, чем в тюремных условиях.
Советская наука держалась, стимулировалась прямой угрозой насилия, и так как эта угроза была массовой и широкой, то и научные изыскания были более плодотворными и массовыми. Как только ученый показывал результат, его стимулировали каким-то пряником, удобствами, досрочным освобождением из тюрьмы, предоставлением дачи или машины с водителем, отдыха в отличном санатории или государственной премией.
Сталинская премия составляла от 200 тыс. рублей до 50 тыс. рублей (в зависимости от степени и времени) и давалась в самых разных отраслях науки. Очень грубо, но в современных ценах и услугах 100 тыс. довоенных рублей, по моему личному мнению, примерно как современные 100 тыс. долларов. Созданная под Сталина (хотя тот всегда ездил на подаренном ему еще в 1935 г. Рузвельтом «Паккарде») машина советской партийной номенклатуры и чиновников ЗИС-101 стоила около 40 тыс. руб. То есть на сталинскую премию можно было купить два с половиной аналога современного представительского «мерседеса» в базовой комплектации. Но фишка сталинской премии была не в том, что можно было купить (ученые при Сталине и так хорошо получали), а в том, что она позволяла это сделать. Ведь даже имевший деньги не мог, например, купить тот же ЗИС-101.
Премия также ценилась за престиж. Хотя и деньги были немаловажны. Некоторые ученые получали премии по несколько раз, с десяток ученых получили премии по шесть раз, а авиаконструктор Ильюшин – семь. Причем интересно то, что некоторые получали эти премии до посадки в тюрьму, а некоторые и после. То есть Сталин не заморачивался, отсидел или не отсидел ученый за «антисоветщину», его интересовал конечный научный результат. Эти премии выдавались массово. Так, в 1948 г. только в области науки (без литературных и проч.) было выдано 1-й степени (по 200 тыс. руб.) – 10 премий, а 2-й степени (по 100 тыс.) – 28 за реальные научные исследования и открытия.
Сталинских премий в области литературы и искусства, с момента их появления в 1940 по 1952 год, было выдано 1706 лауреатам на общую сумму 57,7 млн рублей. Сталин старался поддерживать ценность премий и не сводил их к бутафории, как это начали делать позже всё больше и больше, переименовав ее в Государственную премию СССР и заменив частично Ленинской премией 1957–1991 гг.