По мере развития цивилизации справедливость распределения ресурсов не отошла на второй план, а явила новые ипостаси. Прямое угнетение сменилось завуалированным экономическим, а миксы довлеющих факторов переросли в новые формы, равно как и вуалирующие страхи. Теперь не соседний землевладелец-феодал страшен своим набегом, а соседнее «другое» этническое государство. Теперь страшна не инквизиция, а «распущенность гомосексуальных меньшинств» (шутка). Новое время – новые страхи. Но глубинным, завуалированным, первичным недовольством является справедливость распределения ресурсов. Понять это возможно лишь через призму образования. Потому как чем темнее человек, тем легче его обмануть, подсовывая самые различные причины-страхи. Только качественное образование служит крепкой основой критического мышления, которое ставит под сомнение любые вопросы и ищет на них ответы. Чем больше образованных людей в обществе, тем глубже это общество видит действительные причины и следствия, а не отвлекается на второстепенные. И соответственно, наоборот.

Справедливость распределения ресурсов – основа всех конфликтов в мире. Грубо и примитивно говоря: «все конфликты из-за денег», а всё остальное лишь более напускное, маскирующее. В XIX веке это было осознанно научно, и выведено в сферу экономики и исходящей из нее социальной политики. Хотя и сегодня подавляющая часть человечества ввиду своей малообразованности интуитивно воспринимает проблему справедливости распределения ресурсов, зашоривая в себе это понимание низкоуровневыми, второстепенными вопросами вроде расизма, национализма и проч., связанными с борьбой «за свободу». Сама по себе «борьба за свободы» – это всего лишь грань этической стороны борьбы за справедливость распределения ресурсов. Потому как сама по себе свобода не может существовать без материальной базы. Нет денег – нет свободы. Нет пропитания – нет свободы, так как мертвому телу свобода не нужна. Без материальной основы свобода невозможна, ведь человек будет сталкиваться с биологическими потребностями: пропитание, жилье, комфорт существования. Именно материальная база является основой свободы, и чем она больше, тем значительнее поле для свободного творчества человека. Другой вопрос, что не у всех хватает ума и фантазии для этого творчества, пользования свободой и материальными благами. Поэтому вопрос свободы, обладания материальными благами – вопрос личного баланса развития. Много – плохо, мало – тоже плохо. Потому как свобода, которую дает материальная база, с другой стороны, подразумевает ответственность. «Чтоб не падать при ходьбе, бери ношу по себе». Русский вариант шведского lagom – устоявшихся взглядов в современном шведском обществе о материальном балансе и самодостаточности. Но это вопрос образования и еще многих факторов.

В связи с тем, что материальная основа свободы – это экономика, а справедливость распределения ресурсов также тесно связана с экономикой, то современные воззрения на развитие человеческого общества сопрягаются относительно экономической, материальной составляющей. Чем дальше эти взгляды от центра (а центром сегодня считается экономический либерализм, наиболее близкие экономические воззрения к естественной эволюции), тем больше контроля или насилия они требуют для реализации.

Эпоха колониализма, проходившая в XVIII–XIX вв. в капитализме, и производные войны, многочисленные экономические кризисы XX века, которые привели к тихой и незаметной смерти сотни миллионов людей, четко показали, что без контроля общества в экономике невозможно упредить или избежать откровенного насилия и смягчения экономических кризисов. Поэтому лично я, очень субъективно и упрощенно, с точки зрения взаимодействия экономики и политики, разделяю материальную сторону существования общества на коммунизм, социализм и капитализм. Понимаю, что грань между коммунизмом и социализмом или социализмом и капитализмом достаточно значительна и размыта, но для более простого восприятия градации взглядов такое разделение максимально удобно и понятно. Модный нынче экономический либерализм как самый естественный и присущий природе человека, по сути, тот же капитализм. Просто он несет меньший негативный оттенок, сложившийся в истории, и вуалирует понятие «дикий капитализм», в котором выживает наиприспособленнейший и сильнейший, что в современной этике является дикостью. Хотя экономический либерализм – это вуаль дикого капитализма, скрашенная словом «свобода». Поэтому я отношу экономический либерализм к затонированной форме капитализма и не считаю его, как принято сегодня, центром и золотой серединой. А начальной точкой отсчета, хотя и справа, по еврейскому направлению письма (шутка), нахожу капитализм. Ленин полагал, что империализм – высшая форма капитализма, но это понятие спорно и актуально больше для его времени, без учета геополитических факторов и предрасположенностей.

Меркантилизм Хекшера, кейнсианство, монетаризм Фридмана и прочие относительно новые экономические теории с приставкой «нео-» – точечные, специфические, подчеркивающие, уточняющие моментарно определенные ответвления и изгибы экономического марксизма. Можно еще сказать, что иногда эти теории частично пытаются завуалировать политический оттенок марксизма. Постиндустриальная экономика с ее «человеческим капиталом», по моему субъективному мнению, – это всего лишь попытка превознести бывшую элитарность в образовании в экономический тягловый локомотив, то есть то, что было всегда. Хотя в то же время, дабы избежать черно-белого восприятия, необходимо сказать, что все экономические теории несут в себе разумное, рациональное зерно в определенных ракурсах и заслуживают изучения и развития.

Коммунизм в XIX веке вырос из идеи эгалитаризма, противоположной концепции элитаризму. Эта идея рассматривала возможное развитие общества с равными социальными и гражданскими правами. В идеале коммунизма – равенство возможностей. В общих чертах коммунизм можно назвать радикальной идеей социализма, что-то вроде аналогии градации по линии национализм – нацизм, только в основе лежит не этнический, национальный принцип, а прежде всего экономический и равенство поддерживается террором – «с постоянно действующей гильотиной» (Гракх Бабёф). Фактически «первородный грех» лжи и лицемерия, способности изменять свои причинно-следственные связи себе в угоду предлагается регулировать диктатурой, террором и страхом «гильотины».

Как уже упоминал ранее, коммунизм в современном мире – это утопия, потому как слишком отходит от природы человека и больше опирается лишь на экономику контроля за средствами производства, ставит это во главе, но забывает о природной психологической составляющей. Коммунизм, как самая левая часть концепции экономического развития цивилизации, требует политического террора, где считается возможным уничтожение целого класса «капиталистов», богатых людей. По сути, коммунизм предлагает распределять ресурсы в обществе посредством жесткого давления над более хитрыми и часто умными индивидуумами, вплоть до их уничтожения. Террор всегда вызывает отторжение во времени и процессы мимикрии под него. То есть хитрые надевают маску и мимикрируют под апологетов, но лишь до поры до времени. Это факт зафиксирован в истории СССР. Когда в партийную элиту или в партию КПСС хитрые люди в реальности шли для получения благ и привилегий более чем из исповедуемых ими принципов приверженности коммунизму. При Сталине это понималось и балансировалось «чистками» и террором. Обратите внимание, что репрессии в тот период прежде всего были направлены на партийную элиту, аппарат, органы силового контроля. НКВД СССР отстреливалось и уничтожалось волнами, которые заменяли друг друга во времени. На хлебные, властные, близкие к распределению ресурсов места приходили люди, которых, понимая их массовую мимикрию под коммунизм, уничтожали последующие волны подтягиваемых апологетов. Основой этого всего был террор с жесткими рамками запретов. Но даже при таком прямолинейном терроре к идеалу равенства коммунизма не подошли, а сталинизм являлся только большевистским течением левого социализма. Невозможно подавить человеческое желание к накоплению и стремлению к лучшей жизни. Для этого как минимум нужны фактор свободного удовлетворения материальных нужд и самоконтроль, исходящий из эволюционного развития, образования и понимания самодостаточности и ответственности. Коммунизм – это футуризм будущего, когда человечество придет к технологии легкого претворения материи в нужный ресурс. Грубо говоря, когда человек подойдет к аппарату вроде тостера или микроволновки на каждой кухне, задаст запрос на ресурс в программу и мгновенно получит необходимое. То есть человек перестанет жаждать материального ресурса. Но это на сегодня фантастика. И даже при таком развитии событий человек, ввиду своей природы удовлетворения желаний, будет вынужден конкурировать с другими, только на другом уровне, вроде творчества и сотворения уникального нового. То есть равное распределение ресурсов – это иллюзия. А марксистский, коммунистический идеал «от каждого по способностям, каждому по потребностям» в реальности требует технологии претворения материи и, конечно, массового высочайшего интеллектуального развития, образования до той степени, когда оно дает понимание ответственности и самоограничения, возведенных в реальную, а не мимикрирующую этику. Такой идеал – светоч будущего человечества, но, как всегда, дьявол кроется в мелочах, в методике достижения. Цель красива и замечательна, однако методики достижения крайне разнятся и сомнительны. Ленинизм предлагал классовое доминирование, когда класс производителей, «простых людей», пролетариата, производящего все материальные блага общества, должен занимать главенствующее положение. И это достигалось террором над другими классами, группами, занимающими эволюционно более выгодное положение. Но на место идеологически доминирующих групп приходили другие, мимикрирующие под апологетов ленинизма. Для поддержания такого развития, соответственно, необходим террор. И как мы знаем из истории, когда террор при Хрущеве ослаб, система начала потихоньку разваливаться изнутри и далее по нарастающей. Но главное здесь, что способом жесткого террора, из-за способности человека к мимикрии, классовое доминирование невозможно. Да и сами по себе жесткие системы не саморегулируемые, а локомотивом служит личность, что ставит под сомнение работу всей системы в длительном времени. Значительное отсутствие частной собственности в советских системах создает множество рисков, которые лишь частично могут быть деактивированы тем же террором. Чем левее, тем больше необходимо контроля, а значит, и террора.

С правой стороны градации накопления, вопроса справедливости распределения ресурсов находится «дикий» капитализм, который сегодня «очеловечивается» и вуализируется экономическим либерализмом. Это максимально приближенная к эволюции методика экономического развития. Она природна и близка к эволюционному «выживает наиприспособленейший». Проблема в том, что ввиду эволюционности методика запаздывает за развитием общества, особенно за зреющими конфликтами в обществе, так сказать, убирает негативные последствия лишь при их накоплении и переходе в другие качества. По сути, общество поступательного эволюционного развития (как либерализм) живет в постоянном гашении взрывающихся или зреющих коллапсов. То есть, пока ситуация не угрожает правящей элите такого общества, проблемы не решаются или решаются под давлением насилия и страха. Хотя исторический опыт СССР и распространяемых им революций по миру частично научил либеральные демократии предугадывать назревающее негодование и гасить его по мере созревания значительных рисков. Но спустя время этот опыт забывается, и сегодня можно четко констатировать факт отката либеральной демократии в ее ценностях. Нет страха перед СССР, и «гайки закручивают», усиливая расслоение общества, и не только в своих странах. А расслоение общества ведет к перманентному конфликту и революциям, выводя историю на новый круг, хотя и более технологичный. Яркий пример – приход к власти Трампа и консервативных идей экономического либерализма в США с производным закручиванием гаек в социальной политике. Маску современного экономического либерализма и сопутствующей демократии всё сложнее удержать на фоне «дикого капитализма». Нет СССР и достойного внешнего врага. И тут, конечно, вспоминается Бжезинский (шутка).

Также запоздалость реакции на проблемы справедливости распределения ресурсов в экономическом либерализме, в чистом «диком капитализме» ведет к значительным скрытым жертвам такого развития. Если в СССР был явный террор, ответственность за который явно видна и исторически возложена, то в капитализме миллионы жертв завуалированы «тихой смертью». Колониальная деятельность «ост-вест-индийских компаний», империалистические войны, войны и конфликты влияния капитала, результаты «великих депрессий» в третьих странах, различных экономических кризисов, войн за нефть и природные ресурсы, последние конфликты в Ираке, Ливии, Сирии – это все войны, прежде всего, капитала. Сколько там сотен миллионов жертв, ушедших в забвение? А это тихие смерти капитализма, часто ждущие эволюционного разрешения проблем в капитализме, в экономическом либерализме. Первая мировая война, кроме геополитической борьбы, прежде всего, война капиталистического характера за ресурсы. И как ни крути, ее не зря «социалисты» и «большевики» называли «империалистической». Революции в Российской империи значительно были поддержаны населением не потому, что население так сильно любило демократию, социализм или коммунизм, а оттого, что выросли противоречия справедливости распределения ресурсов в капиталистическом обществе России. Множественные конфликты, войны, восстания, революции не возникают на пустом месте, а зреют, прежде всего, на почве справедливости распределения ресурсов, а далее встает вопрос, на кого возложить вину и придумать вуаль причины. Задумайтесь, сколько различных конфликтов и войн возникло из-за контроля над рынками сбыта, добычи ресурсов, прокладки трубопроводов, транснациональных коммуникаций, транзита товаров, споров между работодателями и работниками, миграции из-за разности экономического положения населения и проч. Во всех конфликтах есть экономическая подоплека, собственность, накопление и справедливость распределения ресурсов.

Геополитика теснейшим образом связана со справедливостью распределения ресурсов. Почему? Потому как географически ресурсы на планете распределены неравномерно. Черноземы и пустыни, благодатные поймы рек и ледники, нефтеносные районы, равнины и горы, изрезанность береговых линий материков, территорий и островов. Сама география расположения ресурсов и всего того, что можно приравнять к ресурсам, разнообразна и неоднородна. Мало того, что ресурсы неравномерно размещены на планете, так и возможность их использования с точки зрения развития технологий и человеческого разума неравномерна во времени. Дорога ложка к обеду. Нефтеносные пласты Аравийского полуострова за тысячи лет стали актуальны лишь в XX веке, а песок и засушливая поверхность мало интересны и сегодня, хотя это ресурс. Просто он технологически не востребован, а вопрос его потребности лишь во времени и в развитии технологий. Лежит эта поверхность песка и камня себе тихонько и ждет своего времени (шутка). Или что-то вроде каких-нибудь месторождений никелевых руд в районе Норильска или Новой Каледонии, пока в XIX веке слово «никель» из ругательного на языке немецких горняков не приобрело ценный оттенок и не стало ценным ресурсом. Мало того, география не только влияет на расположение ценных ресурсов и востребованность их во времени, согласно появляющимся новым технологиям, но и на возможности доступа к ним. Иногда вы можете купить ценный ресурс в стране, но вывезти его к местам производства и потребления невозможно, потому как транспортные коммуникации находятся под чьим-то контролем. И только лишь определенные «возчики» имеют преференции по его вывозу, и вы никогда не сможете составить им хоть какую-либо стоящую конкуренцию.

В свое время, по наивной молодости и вере в какие-то там свободы мировой экономики, я попытался приобрести нефть в постсаддамовском Ираке в 2004 году. Она тогда там стоила копейки, почти как вода. В особенности рекламировались в мировых СМИ программы демократического восстановления экономики Ирака после «ненавистного и террористического режима Саддама Хусейна, угрожавшего миру оружием массового поражения». И таки действительно, нефть в Ираке после Саддама можно было приобрести, имея знакомых в дипломатическом корпусе и новых властных структурах Ирака. Но вот зафрахтовать танкер и вывезти ее с Персидского залива, где располагался флот США и Великобритании, было крайне проблематично. И не из-за прямых запретов, а из-за завуалированной зарегулированности и регламентов доступа, начиная от страховых компаний, банковских платежей, регистраций, лицензий и прочих разрешительных и сопроводительных документов. Через полгода беготни и подготовки томов документов мой пыл охладел, хотя я уже добрался до лондонского лобби, потому как вашингтонское было слишком иллюзорным. Завершением был совет южнокорейского банкира с офисом в Лондоне: бывшая относительно общая санкционная кормушка «Нефть в обмен на продовольствие» на 65 млрд дол. (1995–2003 гг.) по Ираку закрыта, а бенефициары новых «программ помощи» прекрасно справляются и сами, потому как уже понесли большие затраты. И таких примеров множество.

Транзит товаров и ресурсов, доступ на рынки сбыта и проч. – вопрос геополитического влияния государств. Вспомните китайский поезд А. Яценюка в 2016 г. из Украины в Китай, ушедший, по сути, в никуда, по странам геополитического влияния России. Я не думаю, что А. Яценюк был так глуп, что не понимал того, что такое свершение обречено на провал. Но большинство тогдашних граждан Украины ввиду их малообразованности по этому вопросу поверило в это политическое надувательство. Средства были потрачены на моментарный многоликий пиар политика, и никто не понес за это наказания.

Вспомните и задумайтесь о причинах постройки различных продуктопроводов-потоков Россией после Революции достоинства 2014 года, посредством которых Россия пытается уйти от влияния своего геополитического соперника США и ее сателлитов. Транзит и более прямой выход на рынки сбыта. Тот же конфликт в Сирии тлеет вокруг транзита нефтепродуктов с Ближнего Востока в Европу, где схлестнулись интересы сразу нескольких геополитических игроков. Этика гибели людей и миллионов мигрантов и беженцев никого из этих игроков не пугает, потому как конфликт длится там с 2011 года. Вспомните Ливию при Каддафи и загляните туда сегодня – конфликт вокруг ресурсов и влияния на регион. Ливия пылает тоже с 2011 года. А Ирак?

Справедливость распределения ресурсов. Именно геополитика обнажает жадный оскал естественного капитализма сегодня. Всё остальное на самом деле пафос, вуаль, дипломатические озабоченности развитием демократии, стабильности, этническим равенством и прочими этическими беспокойствами. Если бы озабоченность каким-нибудь, допустим, этническим равенством была не вуалью, а первичной, то, например, те же курды уже давно бы имели свое государство. То же касается и остальных «этических сторон» борьбы. За всем стоят распределение ресурсов, нажива, накопление, а геополитика лишь проявляет реальность борьбы.

Ценности либеральных демократий или же превозносимые стабильности другими политическими игроками – это не предмет дележа, распределения и транзита, потому как они больше этические, чем материальные. А всё этическое, и его распространение прежде всего, упирается в вопрос развития образования. Чем выше массовое образование, тем больше в обществе людей с критическим мышлением. Этика демократии, стабильности или безопасности требует образования, повышения массового интеллектуального уровня, массового понимания, а не просто борьбы за ресурсы и их транзит, хотя это материальная основа их продвижения. Я космополит, потому как земля одна и круглая (шутка). Но в начале 2000-х я разочаровался в продвижении ценностей либеральной демократии, потому как начал видеть, что это бутафория. В 1990-х я был наивно «за» гегемонию США в мире с их либеральной демократией и их ценностями, равнодоступной для всех экономикой, бизнесом. Но в 2000-х, через 10 лет после падения «империи страха», «тюрьмы народов», «проклятого и кровавого Совка», я не ощутил ни на секунду улучшения образования в моей родной Украине, а деградацию увидел. Как при деградации образования возможно говорить о массовом понимании демократических, либеральных, капиталистически-эволюционных этических ценностей? Почему после десятилетнего распила огромной советской экономики и тысяч заводов, средств и ресурсов, денег и бонусов, ушедших на Запад в либеральные демократии, в моей Украине происходит не рост, а деградация образования? Куда девались совковые триллионные деньги, бонусы, выгоды, ресурсы второй империи мира? Почему в США живут в относительной по сравнению с Совком роскоши, а в Украине хотя бы часть этих денег и ресурсов не вкладывалась в образование? Оно деградирует с каждым годом все более и более Обратите внимание на Мексику, миграционного и во многом ресурсного донора США, которая пребывает в панамериканском мире столетие. Пройдитесь на картах Google по разным сторонам американо-мексиканской границы, почитайте новости о Мексике, наркокартелях, массовых коррупционных нарковойнах, уровне жизни, кардинальных разностях и ответьте себе на вопросы: если возле непосредственной границы, пребывая под геополитическим влиянием США, Мексика такая, то где очередь Украины и остального постсовка в мире американской мировой гегемонии? Когда ценности либеральной демократии придут в Украину и возможно ли это вообще? Есть ли они в реальности или это ширма для банального продвижения и подчинения? Единственным первичным ответом на эти вопросы станет лишь геополитика, проявляющая суровую реальность капитализма. И именно от геополитического места Украины в мире необходимо отталкиваться, чтобы именно здесь было лучше, а не питать какие-то иллюзии мирового развития с локомотивом за океаном, когда этот локомотив не может потянуть и изменить жизнь к лучшему даже на собственной границе.

Экономический либерализм США – иллюзия прикрытия хищного капитализма для реального продвижения исходя из геополитических тенденций. Необходимо правильно расставлять акценты. И первейшим акцентом будет геополитика – место и его влияние на исторический процесс. Там лучше не потому, что демократические ценности либеральной экономики или проч., а потому что место. Именно место их и нас сформировало исторически. Мне смешно, когда начинают сравнивать США и Россию или Украину, рассказывая о том, «как в США хорошо». Стоит лишь вспомнить о войнах и потрясениях на территории павшей Российской империи и на территории США в XX веке, о том, сколько мостов осталось в Киеве и, например, в Нью-Йорке с XIX века. Вспомнить свою историю и сравнить с тем, что происходило в Америке. Место и его правильное использование определяют качество жизни и развитие конкретной территории, а всё остальное прибывает или убывает в зависимости от использования. Всё остальное после выгод места второстепенно, хотя, конечно же, заслуживает внимания.

Если же рассматривать чисто экономические факторы, абсолютно убрав геополитические, политические и проч., а лишь что-то вроде «абсолютной» экономики цивилизации в ее тенденциях, то мы увидим следующие взаимосвязи. Деньги – это товар, универсальный товар обмена. Товар становится товаром, когда имеет цену обмена и спрос, а так это просто вещь или невостребованный ресурс. И деньги, если они не подкреплены товаром или услугой (которая тоже, по сути, товар), востребованной вещью, также перестают быть деньгами. То есть товар и деньги – одно и то же. Это две характеризующие одной и той же востребованной вещи. Это две оборотные стороны медали. Деньги – товар. В фантасмагорической идеально-стабильной экономике в моменте времени, где не существовало бы каких-либо других влияющих факторов на эту двойственность востребованной вещи, эти два компонента должны были бы стабильно равными друг другу математически. То есть в такой фантасмагорической экономике товарная масса должна быть равной денежной массе. И тогда не было бы инфляции-дефляции ни товара, ни денег. Они были бы равны. Денежная масса приравнивалась бы к товарной, происходил бы постоянный, равноценный обмен. Но такое невозможно. Или возможно лишь как идеальная точка отсчета в экономики, которая находится в стадии полного покоя, без движения в сторону развития или упадка, моментарно. Однако цивилизация не стоит на месте, на нее влияет множество факторов, которые в свою очередь влияют, определяют стоимость вещей (товаров и денег) в паритете, характеризующих товар – деньги. С развитием цивилизации, появлением новых технологий, товаров и услуг денежная масса, как их оценочная стоимость в обмене, также должна увеличиваться. В древние времена товаров и услуг было значительно меньше, чем сегодня. Но цивилизация развивается или деградирует в определенные моменты истории, поэтому паритет товар – деньги под множеством факторов также постоянно меняется. До массового появления бумажных денег товары обменивались посредством денег из ценных металлов, количество которых в природном состоянии ограничено. Основными деньгами были золото, серебро (их в природной доступности больше) и медь (которой еще больше), а также их сплавы. Ходили золотые, серебряные и медные деньги. Но цивилизация развивается, товаров и услуг становится больше, а природная доступность ценных металлов ограничена. Из-за ограниченности, из-за недостаточности денежной массы и ее несоответствия товарной массе, а также прочим, в данном случае вторичным, факторам появились бумажные деньги, которые дополняли металлические монеты. То есть по мере цивилизационного развития дисбаланса товар – деньги деньги «дорисовали», чтобы их масса соответствовала товарной массе. Но, в отличие от денег драгметаллов, бумажные деньги – это продукт цивилизации. И существует огромное искушение «допечатывать» их и становиться богаче. Как в средние века люди искали философский камень, который превращал хотя бы свинец в золото, так и здесь. То есть еще в древние времена люди мечтали «допечатывать» золото. А с резким цивилизационным скачком технологий в XIX веке, появлением массы новых товаров и услуг, бумажных денег это желание увеличивалось и материализовалось в «допечатке», «дорисовке» бумажных денег. Но если слишком много «нарисовать», то баланс деньги – товар изменится, денег станет больше, они обесценятся. Поэтому в XIX–XX вв. жестко, законодательно пытались привязать бумажные деньги к стандартам: золотому, серебряному. И это даже в какой-то период работало, стабилизируя экономику в балансе товар – деньги. Масса товаров соответствовала денежной массе. Но цивилизация не стоит на месте – новые технологии, новые товары и услуги, да и алчность человека придумывает новые способы обогащения. К обычным бумажным деньгам, которые вроде были законодательно прикреплены к золотым и серебряным стандартам, добавились различные ценные бумаги, отображающие обладание. По сути, ценные бумаги стали новым уровнем развития денег и частично перетянули на себя функцию обмена. То есть к денежной массе в драгметаллах добавились бумажные деньги, а потом и ценные бумаги (акции, облигации и прочие документы обладания). И это произошло массово, вызывая турбулентность в паритете денежной и товарной массы. Весь XIX и XX век – это попытка поставить под контроль в экономиках различные документы обладания, перетянувшие частично на себя функцию обмена товаров и служащие деньгами. Когда эти «деньги» (бумажные деньги, долговые обязательства, акции, облигации и проч.) находились в элитарном употреблении, в очень ограниченных высших слоях власти и общества, то они во многом контролировались. Но под влиянием развития равенства прав и свобод спустились в массы, процессы стали тяжело контролируемыми и экономики отдельных стран начали испытывать экономические кризисы, связанные дисбалансом денежной и товарной массы. То есть в цивилизации с массовым появлением дополнительных финансовых инструментариев, кроме ограниченных природных драгоценных металлов, экономики отдельных стран и мировая экономика в целом подвержены кризисам дисбаланса товарной и денежной массы. На первый взгляд, казалось бы, можно вернуться к стандартам привязки к золоту и серебру, но это примитивизм, который приведет к еще большему краху экономики, потому как еще значительней нарушит баланс денежной и товарной массы. Да и это невозможно в принципе, ведь постоянно необходимо будет вносить законодательные коррективы в курс золота и «бумаги», обязательств, а, учитывая множественность современных финансовых инструментов, такие «меры» и постоянные изменения потянут мощные множественные риски и фактическое падение такой экономики. Представьте, с появлением группы новых товаров и услуг необходимо беспрестанно менять курс привязки ценных финансовых инструментариев, начиная от бумажных денег, а валют свыше ста, а инструментов и ценных бумаг тысячи. То есть золотой или какой-либо другой стандарт в современном мире невозможен. Это если брать экономические факторы, а если туда прибавить все остальные геополитические и множество прочих, то такой взгляд полностью абсурдный. Если же рассматривать ситуацию дисбаланса товарной и денежной массы с точки зрения диктаторского давления, вроде жесткой плановой экономики по аналогу советской, то дисбаланс тоже не удастся минимизировать, потому как здесь возникают дополнительные риски снижения конкуренции, дефицитности тех или иных товаров. Вспомните, как при СССР часть товарной экономики ушла в тень, а денежная масса также выросла в несоответствии ее стоимости массе товаров. Хотя некоторый контролирующий инструментарий из практики как СССР, так и капиталистической экономики в некоторых аспектах пересекается и является актуальным. В любом случае, чисто экономически, мир до сегодня находится в проблеме дисбаланса товарной и денежной массы, вызывая вихревую волатильность этого баланса, накапливая дисбаланс и сбрасывая его в кризисах и войнах. У современных элит существует огромное искушение богатеть за счет этого «философского камня» увеличения денежной массы, перекладывая пустоту и ложность «денег» на бедные и малообразованные слои населения. Если ранее кризисы лучше всего гасились войнами, толкая экономику и гася лишнюю «денежную» массу за счет побежденных, то сегодня технологии оттягивают такие процессы различными «электронными деньгами» и прочими новыми финансовыми инструментами вроде перетекания денег из более слабых экономик в менее. На 2020 год капитализация криптовалют достигает 2 трлн долларов, на минуточку. А сколько реальной товарной массы стоит за этим? Неизвестно. И сколько людей потеряли деньги, вкладывая фактически в волатильность и надежду заработать на качелях криптовалют? Неизвестно, потому что существующая модель экономики не контролирует в достаточной мере этого рынка и он работает прежде всего на спуск пара лишней денежной массы мировой экономики. Когда обычный гражданин входит на рынок, он повторяет историю обычного гражданина, входящего на биржу 1929 года в Нью-Йорке. Мало того, большинство это понимает и надеется вовремя выйти с доходом. И по падению рынка, как и в 1929 году, его «причешут» в контроль, и он лишь станет одним из инструментов в мире финансов. История повторится на новом витке технологий. Хотя нет худа без добра. И мне кажется, в будущем криптовалюты, как электронный алгоритм денег, имеют огромный потенциал «честных» денег, в который заложат почти все необходимые функции обмена и накопления в максимально прозрачном уровне справедливости распределения ресурсов. Потому как в них можно отображать множество операций: абсолютно все транзакции, уплату налогов, оплату труда, весь ход денежной единицы, стоимости товаров, затраты, спрос и множество прочих – то есть отображать товар в цифровом виде, что и должны делать деньги как товар обмена. Но до этого нас ждет множество потрясений, такие деньги – это футуристический момент возможного будущего.

Я понимаю, что слишком упрощенно высказываю мысли по поводу экономической составляющей баланса товарной и денежной массы. Может, примитивно. Но в общем это факт. И вы сами в этом убедитесь, если увидите тенденции развития мировых экономических теорий: марксизм с его товаром, кейнсианство с его преодолением кризиса 1930-х годов и наполнением деньгами перепроизводства товаров, последующий монетаризм с его акцентом на деньгах. Баланс равенства товарной и денежной массы в цивилизованном движении развития технологий – основа макроэкономики. Вопрос: как его достигнуть без регуляции конфликтами и войнами? Об этом балансе говорит статистика последних трех столетий. Обратите внимание на стоимость денег и товаров в прогрессе технологий, в историческом процессе. Взгляните на английский соверен и стоимость товаров во времени под влиянием технологий. Или на более глубокую историю талера в Европе. Обратите внимание на рубль XIX–XX вв. и на то, сколько он стоит сегодня. Или на соотношение доллара и стоимости товаров. Везде вы увидите тенденцию к превышенной «дорисовке» денег за развитием технологий и увеличением новой товарной массы. Но в центре внимания всегда будет баланс товар – деньги: как этот баланс следует за развитием технологий и цивилизации и как гасится в последующих войнах. Войны являются одним из самых значимых инструментов погашения дисбаланса товар – деньги в экономике. А на экономику влияет география с ее доступностью к перерабатываемым ресурсам, а значит, геополитика и последующие второстепенные факторы. В том числе идеологические и политические.

Во многих современных экономических теориях и их вариантах спрос и потребление, если упрощенно, являются двигателями экономики, поэтому правительства «работают» над увеличением и стимуляцией этих факторов. По моему личному мнению, это важно, но вторично, потому как, накачивая экономику деньгами, пусть потихоньку, пусть лишь инструментариями учетных ставок, создавая дополнительную денежную массу вдогонку за появляющимися товарами, услугами и технологиями, существует огромное искушение превысить денежную массу над товарной и обогатиться элитам. Это объясняется наличием «первородного греха» человека, его природной ложью и лицемерием. И это не какая-то древняя и средневековая сентенция, а естественная склонность человеческой природы мышления человека выстраивать логические цепочки себе в угоду. По сути, врожденная способность обманывать. «Первородный грех» называется потому, что описан в 3-й главе книги Бытия, фактически во время первого общения человека с Богом, когда Адам пытается слукавить, обосновывая нарушение запрета не есть яблоко тем, что «наг» и «виновата» женщина, которую Творец ему дал, но не он сам. Так как это «первый» массово известный факт обмана, понятный западной цивилизации, факт изменения логической цепочки в угоду человека, очень показательный, очень тонко подмеченный древними в сохранившейся до сих пор массовой религиозной традиции и называет Первородный грех, или Грехопадение Адама, то я его также именую «Первородный грех». Способностью изменять и выстраивать логические цепочки, обосновывая ложь, и произрастающим лицемерием проникнута вся история человечества, и не существует человека без этой способности. Но не будем уходить в философию, тем более я об этом уже писал. Вернемся к материальному. При стимуляции потребления и спроса методами увеличения денежной массы, ее теоретического превышения над товарной не просто развивает потребление, но и вызывает искушение обогатиться на этом процессе. Придумываются зачастую ложные обоснования для чуть большего увеличения денежной массы, чем реально требует баланс, и это перерастает в пузырь, который потом лопается и перекладывает обесцененную стоимость финансов на самые низовые прослойки общества. За зарплату 5-летней давности или 10-летней, а также за скопленные сбережения в этот период времени можно приобрести существенно разный набор товаров и услуг. Притом во многом в сторону уменьшения: человек, накапливая 100 тыс. долларов в процессе жизни себе на пенсию и ушедши от дел в 1990 году, через 10, 15, 25 лет получает более низкую покупательную способность этих денег. Сто тысяч долларов в 1990 г. не сто тысяч долларов в 2000 г. и совершенно не те сто тысяч долларов в 2010 или 2020 гг. И такова ситуация на протяжении XX и XXI вв. Стимулирование монетарной политикой денежной массы в ее балансе с товарной – это фактически жизнь и стимулирование экономики за счет стариков и бедных слоев населения. Да, в старости человеку меньше надо. Но всё же факт остается фактом. И это не самая страшная, хотя и этическая проблема. Дело в том, что денежная масса из денег, ценных бумаг, а ныне и электронных денег превращается в ком, пузырь, который приходится перекладывать и сдувать не просто за счет низших слоев общества и стариков, а за счет войн, конфликтов, вмешательств, перекладывая лишнюю денежную массу на долги побежденных. А далее следуют накапливающиеся негативные факторы, притом во всех сферах общества, как в международных проблемах, так и внутренних. Из-за монетарной политики стимуляции спроса многие страны накопили огромные суммы долгов и внутренних, и внешних, а это предпосылки для малых и огромных войн. И эти предпосылки экономические, которые подтягивают все остальные: геополитические, идеологические и политические. Получается, что раздутая денежная масса должна быть сбалансирована с товарной – путем госзаказов для войны, политики страха, угрозы или лопания пузыря, что в конце концов «поясняет», куда деваются деньги фактически обманутого населения. «Вот война, поэтому ваши деньги обесценились, и вы бедны. Мы боролись за свою родину, свободу и проч.». Или «Есть угроза, и для благополучия мы потратили деньги, сохраняя и отстаивая ценности нашего общества, на оборону и проч.». Или «Пузырь лопнул, но никто не мог предсказать, что так будет. Да вы и сами виноваты в том, что вкладывали деньги в рисковые предприятия». Последние двести лет всё сводится, как правило, к внешним независимым от внутренней политики угрозам или к фразе «сами виноваты». Это фактическая сторона, если отбросить различные вуали либеральной экономики. В СССР лишь период Сталина под его жесточайшей личностной диктатурой преодолевал в какой-то степени такие тенденции, да и то не всегда. Для низших слоев населения сталинский период можно назвать стабильным развитием: увеличивался уровень образования масс, дикими темпами росла экономика и проч. Но это было построено на крови и жесткой диктатуре личности, а в условиях краткости человеческой жизни личности диктатора является абсолютно нежизнеспособным в длительном времени и утопическим. На сегодняшний день либеральная экономика самая естественная и последовательно эволюционная, хотя и имеет множество недостатков, которые заключены в слабом контроле за балансом товар – деньги, причем, акцентирую, в понятие «деньги» входит множество элементов финансовых инструментов. Это взгляд с точки зрения экономики. И к нему следует привлекать геополитику, идеологию, внутреннюю политику, уровень образования и проч. Лишь после этого будет отображаться картинка направленности развития конкретного общества в стези невозможного «коммунизма», «социализма разных уклонов» или капитализма с человеческим лицом – либеральных демократий. По сути, всё условно и относительно геополитики, экономики в справедливом распределении ресурсов и принятых государственных идеологий. Но де-факто либеральные демократии пока лучшее, что есть, хотя и с оглядкой на геополитику.

Кроме этого, либеральные демократии, сформировавшиеся под влиянием своих геополитических мест, как изолированная Великобритания, США на своем континенте или втянутая в их орбиту Япония, имеют проблемные особенности. Необходимо помнить, что изоляции «острова» морской державы свойственны как плюсы, так и минусы. И общество, прежде всего, формируется там под влиянием факторов как ускоренного обмена через морские коммуникации, так и под влиянием изоляции на своем «острове». О чем я? Акцентирую ваше внимание на одной из проблем, которая, с одной стороны, кажется развитием, но если немного изменить взгляд, то окажется сомнительным развитием.