Мы встретились, и нам обоим сразу стало понятно: в наших отношениях произошли перемены.

«Условности, условности и еще раз, условности, – подумал я. – Все это условности. Ночь, проведенная с Аней, не могла пройти для всех нас бесследно».

А моя интуиция подсказывала большее: по крайней мере, я, всегда беззаботно стремившийся к новизне, к обновлению ощущений получил их такую порцию, что почувствовал «отравление» от переизбытка.

Но я так не хотел охлаждения отношений с милой и такой привычной еврейской девушкой Тонечкой Воробьевой. И я еще не готов был осознать, что это неизбежно, если я действительно не хочу зла ее сестре Ане. Поэтому я обнял мою Тонечку, притянул к себе и нежно поцеловал. И поцелуй этот я оценил уже не так, как раньше. Я уже имел возможность сравнения…

Тонечка вела себя совершенно по-прежнему, и мне от этого становилось намного легче. Таким образом, она как бы брала на себя большую часть ответственности за то, что с нами троими происходило.

– Женька, – сделала Тонечка испуганные глаза, – от тебя пахнет! Ты пил что ли?

Я улыбнулся:

– Совсем немного, радость моя, не тревожься. Просто никак расслабиться не мог.

– Понятно, – протянула моя милая заговорщица, изображая небольшое недовольство.

Я провожал Тонечку, идя в обратную сторону. Она ничего не спрашивала про нашу с ее сестрой ночь, не решалась. Я понял, что инициативу должен проявить я.

– Ты чего так рано сегодня?

Тонечка с пару секунд помолчала, а я заметил ее волнение.

– Я знаю, – продолжил я, – что Исаев закупает очень дорогое оборудование, пресс для стружки и еще что-то… Вы вчера по этой теме уезжали в Москву?

– Да… – думая о чем-то другом, неопределенно сказала Тонечка. – Исаев вообще расширяться хочет. Наш бизнес процветает!

– Тонечка, радость моя, – взял я обычный свой тон, – но ведь ты же не только про это хочешь рассказать!

И, не дав ей ответить, вновь притянул к себе ее кудрявую головку, нежно поцеловал, используя при этом наш условный поцелуй, обещающий согласие на самые решительные действия.

– Щекотно! – заиграла Тонечка плечами. – Женька, давай не сейчас. Я действительно должна быть рано.

Я глядел в ее распахнутые глаза, немного испуганные, немного тревожные и понимал, что все нормально, что ничего страшного не происходит. Тонечка откинулась назад (мои руки крепко держали ее за талию), и смотрела не меня. Она улыбалась, и столько задора было в этой улыбке, столько озорства, что я полностью расслабился.

– Какая же ты у меня красавица, Тонечка! – абсолютно искренне восхитился я, – обалдеть!

– Правда? – лукаво приняла она мой комплимент.