– Не соблазнять, а обаять. Это разные вещи, дурёха. Нужно дознавателя твоего очаровать, увлечь, покорить его сердце, а потом делать с ним всё, что захочешь.
– Это всё в твоих фантазиях бесстыжих. Когда ты, наконец, уже станешь взрослой, не понимаю я?! Я слово дала, я его сдержу. Только без этих пошлостей твоих. Понятно?
Госпожа Ростоцкая строго посмотрела на сестру и ушла к себе – переодеваться, умываться и спать. На завтра у неё были свои грандиозные планы.
Чей табачок?
Утро в управлении полиции выдалось относительно спокойным – дебоширы-бузотёры угомонились и спали тяжёлым пьяным сном, воришки тоже ещё не проснулись, рабочий люд разошёлся по фабрикам и заводам и собираться в стачки, по донесениям осведомителей, сегодня не замышлял. Непогодилось – ветер кружил облетевшие листья, небо чернело, предвещая дождь – какие тут стачки? В сыскном отделе настроение царило невесёлое, как тучи за большим арочным окном.
– Господа, мы зашли в форменный тупик. Да-с, – подытожил господин Громыкин речь господина Цинкевича, нахмурился, округляя карие глаза-пуговки.
Как он и предполагал, версия с вдовой-убийцей рассыпалась на глазах.
– Ну, я бы так не сказал. Нет, ну что же Вы так сразу, право слово, – сказал господин Цинкевич, поддергивая сползающий фиолетовый, в разводах широкий индонезийский пояс.
– Доктор, но Вы же сами подтвердили, что это могло бы быть самоубийство. Так или нет? – спросил дознаватель.
– Сказал. И это правда. Экспертиза показывает, что следов насилия нет – нигде ни синячка, ни ссадины, внутренних травм тоже нет. Жертва могла выпить яд самостоятельно. Ха-ха!
– Позвольте, но почему в коридоре? – спросил его господин Самолётов. – Ведь Ольга его там обнаружила. Кто нынче травится в коридоре? Неужели в таком большом пустом доме не нашлось местечка поприличнее? Pourquoi?
– Кстати, а зачем она его перетащила на кровать? – спросил доктор.
– Хотела, чтобы выглядело естественнее… всё, – ответила госпожа Ростоцкая
Сегодня она явилась в управлении в элегантном сером костюме с неизменными красными аксессуарами. Господин Громыкин недовольно на неё посмотрел сквозь пенсне, прошёл за свой стол и упёрся в него кулаками, слегка наклонившись вперёд.
– Итак, что мы имеем, господа. Господин Колбинский умер в семь часов вечера.
– Или всё же был убит? – спросила-уточнила художница.
– Попрошу не перебивать, – заметил хмуро дознаватель. – Следствием установлено, что в это время госпожа Колбинская находилась в пригородном поезде – билет имеется, и кассир её запомнил, и извозчик. Следовательно, она никак не могла отравить супруга.
– Значит, её нужно отпустить! – радостно воскликнула Анхен, чуть ли не хлопая в ладоши.
– Вовсе это ничего не значит, госпожа Ростоцкая. У неё могли быть сообщники. Тот же господин Кожелюбов, к примеру. Дорогие вазы она умыкнула, не задумываясь, заметьте. Вы не имеете достаточного сыскного опыта, а уже выводы делаете, – цыкнул на неё дознаватель.
– Ольга, может, и не убивала, но каким-то образом замешана в преступлении. Уж очень удачно оно совпало со скандалом, разводом и изменением завещания, – согласился с начальником господин Самолётов. – Но как им удалось отравить его? Господин Колбинский – здоровяк, каких свет не видывал. Обманом?