Егор сунул руку в дебри сумки. А потом спросил:

— Артур Иванович! До отправления автобуса ещё минут пятнадцать. Хотел кое-что спросить у вас наедине по поводу убийства распространителя наркотиков Сафронова в Горьком.

— Почему ты решил, что я буду отвечать на какие-то дурацкие вопросы? — он продолжал воевать с ключом, изображая полнейшее безразличие к сказанному.

— Потому что я получил доказательства, что в момент его смерти вы находились с ним в комнате наедине и почти сразу же после этого покинули общежитие, а вернулись только около восьми утра.

— Зайди.

Гэбист открыл дверь номера, пропуская Егора вперёд.

Тот зашёл, опустив сумку и пакет на кровать, сам присел на единственный стул. Волобуев остался у входа.

— Ну?

— Буду краток. В УВД Мингорисполкома создана группа, занимающаяся борьбой с незаконным оборотом наркотиков, в последние месяцы хлынувшими из Афганистана. Там проходит преддипломную практику мой хороший товарищ. Узнав, что я работаю с «Песнярами», рассказал о Денисе Сафронове, попавшем в их поле зрения. Но допросить его не удалось — погиб. Товарищ просил меня разузнать, что говорят в коллективе. Выяснились прелюбопытные вещи. Как мне рассказали, вы курируете «Песняров» от КГБ. С Сафроновым проживали вместе, что довольно странно: человек, продающий музыкантам кокаин, живёт вместе с сотрудником КГБ, и тот не пресекает преступную деятельность. Предполагали, что вы в доле, но прямых доказательств нет.

— И быть не может.

— Зато много других. Смерть Сафронова наступила с двух до трёх ночи, вы вышли из комнаты в четвёртом часу и вернулись около восьми утра. Остатки белого порошка обнаружены на вещах Сафронова, они изъяты и направлены на экспертизу, хотя мы оба с вами знаем, что это за порошок. Из этих обстоятельств вытекают два возможных вывода. Либо вы решили скрыть от прокурорских, производящих проверку по факту насильственной смерти, что находились вдвоём с Денисом, либо эта мысль пришла позже, и вы просто запаниковали, сбежав с места происшествия, а до восьми обдумывали действия. Не исключено, имели какие-то особые чекистские дела в Горьком, но туда я не лезу.

— Мне кажется, ты уже залез, куда тебя не просили.

— Артур Иванович, всё узнанное мной лежало на поверхности. Даже копать не пришлось. Поверьте, мне было неуютно узнать, что я зачислен на место убитого, а в коллективе распространяется наркота, причём — под неусыпным оком КГБ.

— Кому ты ещё разболтал эту чушь?

Волобуев чуть пригнулся, вся его поза излучала угрозу. Егор, наоборот, сидел развалившись.

— Не чушь, а только предположения. Пьющие крайне редко умирают, захлебнувшись от рвотных масс. Даже в самом пьяном угаре человек, если жидкость попадает в дыхательные пути, сохраняет способность прокашляться. Обычно пьянтосы крутятся, тело бьётся в спазмах. Небольшое количество желудочного сока или даже желчи только раздражает дыхательные пути, но не перекрывает их. Поэтому нужно удерживать голову пьяного строго ртом вверх, чтоб он с гарантией захлебнулся. Иначе говоря — убить его. Что вам и удалось. Поздравляю. Теперь отвечаю на второй вопрос, кому разболтал. А надо? Наркоман умер от несчастного случая, земля ему пухом. Я могу сообщить в УВД об обстоятельствах его гибели, могу и промолчать. Но недаром.

— Чего ты хочешь?

— Доли. Я видел, как Серёгин отстёгивает вам от концертов и от нашего с ним маленького бизнеса по продаже дисков. Вам гораздо проще дать мне денег и благодарить за молчание каждый раз после гастролей, чем краснеть и бледнеть перед начальством. Даже если вам не докажут убийство, скажем так — не захотят доказывать, этот инцидент вашу карьеру подрежет.

Он процедил:

— Если ты считаешь меня убийцей, не боишься оставаться со мной в одной комнате?