Тем не менее, пока его еще не гонят, Герман решил придавить свою гордость. Корабль нужен, обязательно, что бы там себе ни думал Кусто. Вот уж с кем у них вообще никакого непонимания. Ликс — свой парень, и если бы не стойкое неприятие Тианы, они бы чудно проводили время! «Не, свой корабль нужен, это без вариантов, — продолжал размышлять Лежнев, — И, желательно, с такой же капсулой. На Землю я пока возвращаться не хочу, но было бы здорово малость подлатать дядю Максима и соседок. Во пенсионный фонд охренеет, если придется им пенсию платить лет сто! Да и какую-нибудь антигравитацию ученым подкинуть. Сколько можно на шарике сидеть?»
— Ты так и не сказала, куда мы дальше летим? — спросил Лежнев, ожидая ответа в стиле «сначала высадим тебя на Земле, а дальше не твое дело».
Обошлось. Тиана поведала, что пока он прохлаждался в капсуле, она таки нашла путевой журнал матки, и теперь хочет повторить ее путь. Как минимум частично. И для начала планирует слетать в систему, в которой муравейник пробыл несколько лет, и, судя по всему, в свое время навел нехило шороху.
— Это всего в шести сотнях световых лет отсюда, — поясняла девушка, с аппетитом уминая рагу. — Причем от твоей планеты мы даже практически не удалимся.
«Ну вот опять, намекает, — настроение у Германа упало несмотря на то, что рагу явно удалось. — Сказать, что не собираюсь сваливать, пока корабль себе не найду? Нет уж. Наберется решимости поставить вопрос ребром, тогда и скажу. Ну или когда сам наберусь». Это подвешенное состояние напрягало самым неприятным образом. «Насколько лучше было, когда она думала, что от меня будет польза! — рассуждал Герман. — Надо было вывернуться и что-нибудь соврать, правдолюб хренов!»
Шестьсот световых лет на скоростях Кусто — это совсем недолго. Лежнев прикинул — трое суток получается.
— Я все это время буду в сопряжении, — продолжала Тиана.
— А в прошлый раз ты позволила мне самому лететь! — слегка обиженно прервал ее Кусто.
— Я нарушила инструкции, — мрачно ответила разведчица. — Считаю, что это было верное решение, иначе Герман бы не выжил, да и мы в одиночку с маткой не справились. Но если когда-нибудь доберусь до дома, боюсь за это придется отвечать. Инструкции пишут не для того, чтобы их нарушали!
— Забавно, у нас есть противоположная поговорка. Правила существуют для того, чтобы их нарушать, — задумчиво протянул Герман. Полюбовался удивленной физиономией девушки — опять что-то не то ляпнул.
— Я поражаюсь, как вообще может существовать цивилизация, состоящая из настолько безалаберных индивидов, что даже поговорки такие придумывают! — воскликнула девушка. — Просто в голове не укладывается!
— И тем не менее она существует. Не на всей планете, правда, — признался Герман. — Только в моей стране. В других такие поговорки не ходят.
— И уверена, вы по всем параметрам отстаете от остальных! — победно воздела ложку к потолку девушка.
— В каких-то, может, и отстаем, — Герман даже обиделся, — А в каких-то наоборот. Вот в космос, например, первыми вышли.
Тиана удивленно покачала головой, но спорить не стала.
— Мы отвлеклись. Я хотела уточнить, собираешься ли ты и этот полет провести в слиянии, или обойдешься так? Разгон будет штатным, так что, напоминаю, тебе это не обязательно.
Герман представил, что еще на трое суток окажется в одиночестве. Это было бы соблазнительно в другое время, но не после робинзонады в муравейнике. К тому же он все еще надеялся разобраться с восприятием окружающего посредством органов чувств ликса. Ведь получалось же что-то видеть!
— В слиянии полечу, — озвучил он свое решение.
Лежнев почему-то представлял, что время полета субъективно для него уменьшится, и ошибся. Правда, заскучать он так и не успел — всю дорогу пытался разобраться в собственных неясных ощущениях. Первым делом, как и в прошлый раз, удалось разграничить свои эмоции и эмоции спутников. Вот здесь легкое нетерпение и озабоченность Тианы, вот рассеянное любопытство и предвкушение чего-то интересного Кусто, а все остальное — это его, Германа.
Со слухом, зрением и запахами было сложнее, но, когда в таком состоянии проходит аж трое суток, причем без возможности заснуть, поневоле начнешь разбираться. Герман почему-то ждал, что первым заработает зрение, поэтому очень долго сосредоточенно вглядывался неясные цветовые пятна, пытаясь разглядеть в них какой-то смысл. Момент перехода в гипер Лежнев, по крайней мере, отметил именно зрением — цветов резко стало намного больше, они превратились из пятен в полосы. А вот как-то интерпретировать зрелище не получалось совсем.