Книги

Звезданутые

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ух ты, Кусто! — сам себя прервав на полуслове, воскликнул Герман. — Смотри, какая штука! Это ведь муравьиный разведчик, я правильно догадался?

— Правильно, — почему-то убитым голосом ответил тихоход.

— Так надо в него залезть! Вдруг рабочий! — и, не слушая возражений, направился к цилиндру, стоявшему вертикально на каких-то опорах, явно выдвижных.

Если уж совсем откровенно, Лежнев ни на что не надеялся. Корабль старый, неизвестно, сколько веков или тысячелетий простоял в ангаре. И даже если рабочий — с чего бы он стал подчиняться чужаку? Историю, откуда взялись насекомые Герман уже слышал, в пересказе Кусто. Пока ждали пробуждения Тианы тихоход рассказал, что знал. Ну так это киннарам местные технологии могут подчиняться — ему-то, Герману, с чего?

Тем сильнее было удивление исследователя, когда, потыкав в найденную на одной из опор панельку, пришлось отскакивать — из корабля совершенно бесшумно спустился трап. Кусто продолжал что-то ворчать про то, что это слишком опасно, и не нужно никуда ходить, и мало ли что может случиться, и зачем это вообще нужно Герману… А ему было просто интересно. Ну и где-то на краю сознания все-таки брезжила мысль, что иметь собственный корабль гораздо лучше, чем его не иметь. Как ни крути, а на ликсе он только пассажир. Лететь может только туда, куда повезут, а тут была бы какая-то самостоятельность. Правда, пока что он особо не стремился расставаться с вздорной разведчицей и ликсом. Несмотря на некоторую конфронтацию они ему нравились, и тот и другая. Да и спасли, опять же…

Целые полсуток Герман ползал по чужому кораблю, пытаясь разобраться в том, как тут все работает и управляется. И ему это даже удалось, вот что удивительно! Очень примерно, конечно, но все-таки. Правда, толку от этого никакого. Со всей очевидностью было ясно, что один человек управлять этой штукой никак не может. При создании подразумевалось, что кораблем будет управлять человек пилот с подчиненными ему несколькими десятками муравьев. Но можно обойтись и просто людьми, даже меньшим количеством — нужна команда из пяти индивидов минимум. В одиночку этот камень можно разве что расколотить обо что-нибудь. Кроме того, разгон, дальность полета, максимальная скорость и маневренность у камня не шли ни в какое сравнение с ликсом.

— В общем, штука как по мне очень хорошая и нужная, но не мне и не сейчас, — подытожил свои изыскания Герман. Он трезво оценивал свои умения в космической навигации, во-вторых… да, черт побери, бороздить просторы космоса в одиночку далеко не так интересно, как в компании симпатичной барышни! Тараканов у нее в голове, конечно, значительно больше оптимального количества, но Герман почему-то был уверен, что сможет ужиться с Тианой ди Сонрэ.

«Главное, не втрескайся опять», — говорил себе Лежнев. — «Чтобы потом не обижаться, когда ваши дорожки разойдутся». С последним советом, конечно, было трудно, и не только по причине слишком откровенной одежды и шикарной фигуры разведчицы. Тиана ди Сонрэ очень точно попала в типаж: Герману такие обычно и нравились. Немного взбалмошные, импульсивные, но настойчивые и целеустремленные. «Ноготочки, красивые тряпки и пустой щебет — это, конечно, хорошо, но нужно, чтобы у человека и за душой что-то было!» — Так рассуждал Герман. Да только попробуй еще такую найди… Ему вот, в прошлый раз, не повезло.

— Вот и правильно! — обрадовался Кусто. — Совершенно не нужный корабль.

Только теперь Герман сообразил, отчего так нервничал тихоход. Переживал, что Герман решит уйти. Парню стало неожиданно тепло и приятно: хорошо, когда тебя ценят просто за то, что ты интересный собеседник.

— Однако возможно, он останется моим единственным шансом. Тиане там еще не пришла в голову мысль улететь, оставив такого мерзкого меня здесь?

— Я не знаю, Герман, — печально вздохнул тихоход. — Она заперлась в каюте и просто медитирует. Со мной не говорит. Даже не поела с тех пор. Я переживаю!

— Нда, как-то она уже слишком долго хандрит, — согласился Лежнев, — как по мне, можно было уже либо успокоиться, либо там истерику какую-то устроить, чтобы выплеснуть раздражение.

В самом деле, ну злится человек, расстраивается. Так ничего удивительного — столько неприятных новостей одновременно! Мало того, что «ценный» пассажир оказался вовсе не таким ценным, как она думала, так еще и дорога домой теперь под большим вопросом. Другое дело, что Лежнев все равно не мог в полной мере осознать ее печаль по Родине. Нет, это нормально — любить дом. И стремиться вернуться — тоже. Герман, вообще-то и сам не собирался расставаться с Землей вот совсем. Картинка, которая успела сложиться у Лежнева по рассказам Кусто и обмолвкам самой Тианы не вызывала особого восхищения. Слишком формализовано у них все, слишком много правил. Да и отношение общества к армии… Какой-то мир победившего тоталитарного пацифизма получается, а тот факт, что все равно приходится воевать, местные предпочитают игнорировать. Тупость какая-то. И как можно любить такую Родину, которая тебя считает чуть ли не вторым сортом, Герман решительно не понимал. «С другой стороны, ей наши порядки тоже могут казаться ужасно идиотскими», — решил Лежнев. — «И она точно так же может удивляться, как можно такое любить. Всяк кулик свое болото хвалит!» Но все равно, сейчас-то чего так убиваться? Обстоятельства непреодолимой силы, что тут сделаешь? Ищи потихоньку дорогу домой, раз уж так хочется. Раз существует короткая дорога сюда, значит есть такая же в обратную сторону. Не вот прямо наверняка, но с большой вероятностью. «С голоду не помираешь, средство передвижения есть. Компания, опять же, хорошая — тоже!» Под хорошей компанией Герман скромно подразумевал свою персону.

— Ладно. Пойдем, поговорим, что ли с ней. А то она так до чего-нибудь плохого додумается. Депрессняк еще никого до добра не доводил, незачем его культивировать.

Тиана ди Сонрэ, вставшая на путь деградации

Сказанное Германом не стало для нее совсем уж неожиданным. Подозревала что-то плохое, особенно после той его обмолвки, сказанной почти в бреду. Ждала неприятностей, но до последнего надеялась, что это будет какая-нибудь ерунда. Не ерунда. И не ложь — слишком легко уложились в это объяснение все странности и нестыковки, которые она замечала. Замечала, но предпочитала игнорировать, отмахиваться. Надо признать — сама виновата. Придумала себе удобную версию событий, удобную именно ей, Тиане, и следовала ей до конца, отбрасывая любые противоречащие факты.

Разведчица пребывала в ступоре. Даже не из-за того, что не знала, как дальше жить. Для того, чтобы думать о будущем необходимо хоть немного сил, а их у Тианы просто не оставалось. Все уходили на попытки справиться с бурей эмоций, скрутившей нервы в тугой комок. Тогда, после извлечения симбионта, она даже радовалась. Мысли стали необыкновенно четкими, чувства только обостряли их, позволяли быстрее соображать и принимать решения. Все окружающее, все происходящее казалось чуть-чуть ярче, чем было всегда, и этими ощущениями хотелось наслаждаться, вот только времени не было. Теперь времени хоть отбавляй. Все время жизни в ее распоряжении. Она совершенно свободна. Только наслаждаться не получалось. Черное, гнетущее отчаяние накрыло ее как одеялом, лишило сил. Не хотелось ничего.

Тиана попыталась с этим бороться, привычно погрузилась в медитацию. Справиться удалось, хоть и гораздо сложнее, чем при помощи симбионта. Спокойствие так и не пришло, но хотя бы не было больше того гнетущего, рвущего разум осознания собственного бессилия и невозможности что-то изменить. Мысли исчезли, Тиана будто плавала в сумраке. Время будто остановилось. Где-то в самой глубине души брезжила мысль, что нужно встряхнуться, подумать, наконец, о своей дальнейшей судьбе, заняться каким-нибудь делом, но Тиана каждый раз отбрасывала ее. Страшно. Ей было просто страшно снова пережить это состояние, которое она с таким трудом приглушила. Жить без симбионта, контролирующего эмоции оказалось совсем не так приятно, как ей показалось сначала.

Неизвестно, сколько времени прошло бы прежде, чем Тиана решилась выйти из медитации. Пустота, покой и безмолвие стали слишком сильным искушением. Чем дольше она плавала в тяжелых, мутноватых волнах безвременья, тем меньше было желания что-то менять.