Отвечать Тиана не стала — молча поднялась из-за стола и ушла, распространяя вокруг почти ощутимые волны ярости и возмущения.

— Нда, вот и поговорили, — пробормотал Герман в пустоту. — Слушай, Кусто, как у тебя с процессом вылезания из муравейника?

— Еще около суток. Мне приходится быть очень осторожным. А ты что, куда-то торопишься?

— Нет, напротив, — ответил Герман. — Думаю пройтись по местам, так сказать, боевой славы. Чувствую я себя довольно прилично, почти выздоровел. Хочу присмотреть что-нибудь полезное. Ну и в целом, думаю мне пока не желательно оставаться в непосредственной близости от твоего пилота. Не то прибьет она меня, а потом жалеть будет!

— Да ты что! — возмутился Кусто. — Тиана никогда не убьет человека, как бы сильно она на него не злилась! Только защищаясь!

— Ой, ну не воспринимай же ты так буквально! Просто не хочу попадаться под горячую руку человеку, который в ярости. Только зря поссоримся. А если будем на некотором расстоянии, то, может, и обойдется, — объяснил Герман. Если уж быть совсем откровенным, опасался Лежнев именно буквально — очень уж у Тианы вид был угрожающий, когда она уходила. Герман даже испугался, что она пошла за этим своим жутким дробовиком — ликс уже успел показать ему некоторые кусочки видео о том, как его спасали. Обошлось, но Лежнев решил не испытывать судьбу. И признаваться в своих опасениях тихоходу парень посчитал излишним — он ведь может и ошибаться! Да и откровенно говоря, он и сам здорово разозлился. Ишь, фря какая! Обзывается. Будто это в самом деле он виноват! В общем лучше сходить, развеяться, чтобы еще больше не углублять конфликт.

Ликс возражать не стал. Позволил Герману облачиться в уже почищенный скафандр, а вот когда Герман потянулся за брошенным в угол рубки и забытым вооружением, вдруг заартачился:

— Между прочим, Тиана сказала, что ты меня обманул, и это летальное вооружение! — вдруг объявил ликс.

— Знаешь, обычный кухонный ножик — тоже своего рода летальное вооружение, — пожал плечами Герман. — У нас говорят, что для настоящего мастера смертельным оружием является любой предмет. И даже ложкой можно человеку глазики повыковыривать, и потом в мозг плюнуть. Да что там, при желании и руками можно таких дел натворить! Что ж мне теперь, прикажешь и руки ампутировать?

— Нет, просто мне обидно, что ты меня обманул. И еще что ты обманул Тиану.

— Да, это я нехорошо поступил. Наверное. Но с другой стороны, если бы я сразу сказал всю правду, мне бы уже давно стерли память и высадили на планету, где меня непременно прикончили бы бандиты. Ну или в психушку бы засадили, если бы я первым попался властям. Тиану ди Сонрэ тогда некому было бы вытащить с того корабля циллиндрического, и ее наверняка перекинуло бы сюда, в муравейник. Безоружную. Уж понятия не имею, что этим насекомым было от нее нужно, но мне кажется, ей бы это не понравилось. А ты бы и вовсе остался один. И все потому, что я бы проявил похвальную честность сначала с Тианой, а потом с тобой. Лучше было бы?

— Было бы ужасно, — немного подумав, согласился Кусто. — Только что же получается, обманывать хорошо?

— Обманывать плохо. Своих. А я, уж прости, ни для тебя, ни для Тианы не свой. Так, какой-то чужак, дикарь, которого нужно опасаться. Ну и извини, я не святой, чтобы считать своими тех, кто ко мне так относится. Доверие… да, доверие зарабатывается, и как раз честным поведением. Но для этого нужно, чтобы и я и вы стремились сработаться и подружиться. И, к слову, я продолжаю утверждать, что я вас не обманывал. Ни тебя, ни Тиану. Что касается Тианы — я ведь рассказал ей все, что мне известно про координаты вашей родины. Не моя вина, что я знаю так мало. Ну а насчет меча и обреза — я их против Тианы не использовал, и даже не собирался. А защита от злобной фауны под летальное использование не подпадает.

На этот раз Кусто молчал значительно дольше, а потом спросил:

— А кто такие шотландские воины?

Герман весело улыбнулся. Ну, если пошли такие дурацкие вопросы, значит Кусто больше не обижается. С того момента, как Лежнев очнулся, тихоход ничего такого не спрашивал — видимо тоже ждал объяснений. Потом обижался, а теперь вот решил для себя, что обижаться не на что. «Ну вот и славно», — решил парень. — «Хоть здесь все в порядке, а то как-то совсем тоскливо было!»

Рассказывая о шотландцах, Герман все-таки прихватил вооружение — не хотелось попасться на зуб какому-нибудь выжившему муравью. Да и вообще встречаться с насекомыми больше желания не возникало. Герман не был уверен, что не заработал какую-нибудь фобию. Как выяснилось в дальнейшем, опасался он напрасно. Те, что еще оставались живыми, после смерти матки полностью утратили волю к существованию перестали шевелиться и за последующие два дня перемерли. От голода или от общей бессмысленности своего существования, Лежнев не понял и разбираться не захотел. Он бродил по коридорам муравейника, рассматривал пейзажи, а в голове то и дело всплывали короткие сценки. Особенно худо ему пришлось, когда он набрел на саму матку. Существо было гигантским, выглядело крайне неприятно. Куча внутренностей, вывалившаяся из огромного брюха вместе с Германом, никуда не делась. Картинки, которые всплывали в голове при взгляде на нее ничего кроме омерзения и ужаса не навевали, и Герман поспешил убраться из обиталища матки подальше. «Ну его нахрен такие воспоминания, теперь сниться будет!» — думал Лежнев. Он почти полностью восстановил в голове свою эпопею, и кое-какие воспоминания смог даже привести в соответствие с реальностью. Ну в самом деле, вряд ли те муравьи, с которыми он «танцевал», действительно рассыпались на радужные пузыри. Скорее всего это был глюк. «А вот сам танец, похоже, происходил на самом деле», — думал Герман, глядя на кусок коридора, заваленный частями хитиновых тел.

— Мы тогда уже были совсем близко, — проявился Кусто, заметив, как Герман рассматривает дело рук своих. — Ты так дрался! И при этом пел интересные песни. Столько всего непонятного! Я пытался тебя спросить — потом, когда ты уже не дрался, но ты либо молчал, либо отвечал еще более непонятно. Я тогда догадался, что у тебя что-то не так с головой, и решил, что спрошу попозже, когда ты в себя придешь.

— Очень мило с твоей стороны, — хмыкнул Герман, и приготовился к очередной порции вопросов. Не ошибся. Пришлось объяснять не только про шотландцев, но и про Древних из Лавкрафта, персонажей песен Короля и шута, и другие, порой совсем неожиданные для Лежнева вещи.

За разговором «отважный исследователь» собственных воспоминаний добрался до ангара. Взгляд остановился на аккуратной затычке во внешней стене, — все-таки успели залатать, — а потом перескочил на здоровенный каменный цилиндр.