Тут же на ступеньках материализовались Саша и Ривз. Ривз добежал до меня первым, уперся лапами в плечи и лизнул в нос. Я чуть не упала, все-таки в песике пятьдесят килограммов. Сзади меня поддержал Саша.
Он был участлив и сладко улыбался. Меня немедленно затошнило, но было неудобно при нем бежать в туалет. Оттолкнув новоявленного родственника, я вернулась в кровать. Саша сел рядом на стул.
— С тобой посидеть?
— Нет! — Мне стало неудобно за крик, и я сбавила голос: — Саша, мне необходимо выспаться. Я выключу телевизор, возьму скучный мужской детектив с драками и погонями и засну. А ты иди, иди, занимайся делами.
Даник, ковыряя в носу, наблюдал за нашим разговором. Ему Саша не нравился.
— Даня! Вынь палец из носа! И закрой за дядей Сашей дверь.
Дверь Данька закрыл с радостью, а нос долго тер, показывая, что ковырялся в нем случайно.
До вечера я промаялась в постели, занимаясь педагогическими вопросами. То есть Даня рассыпал на шкуре оленя паззл размером с журнальный столик. Паззл изображал средневековый замок. С замком мы разобрались, а вот небо в облаках у нас не складывалось, особенно после дружеских вмешательств Ривза.
Раза три мне опять хотелось плакать, особенно когда отвлекалась от телевизора и взгляд задерживался на Данике, играющем на полу. Как он отнесется к появлению еще одного ребенка в семье?
И что же мне делать? Нет, я теперь не пойду на поводу у эмоций. Сначала проконсультируюсь с врачом, вдруг мне опасно избавляться от плода через полтора месяца после серьезнейшей аварии?
«Возьмем терпение и будем видеть», как говорит подруга моей мамы, считающая, что она еврейка.
Во вторник я собралась с силами и пошла на работу. Результатом отвратительного настроения стало то, что была придирчива к продавцам и груба с братом. Толик на мое ворчание не обращал внимания. Вся его энергия уходила на Ниночку, которая дергала его телефонными звонками каждые пятнадцать минут.
Нина, носясь между домом и магазином, созванивалась с родственниками, заказывала меню в кемпинге, назначала примерки в ателье для своего платья и костюма Толика. Ее приготовления меня особенно раздражали, но я держалась. Просто старалась меньше выходить из своего кабинета.
Отказавшись от ужина, я, стараясь не привлекать внимания, пробралась к себе в спальню. Раздевшись в темноте, не стала включать раздражающий телевизор и, уткнувшись в подушку, глухо плакала, пока не заснула.
В среду мне опять было муторно, и я решила пойти на работу на час позже. В спальню заходили меня будить Толик и Данила, от которых я легко отмахнулась. От тети Лили отмахнуться было невозможно. Она вошла в спальню с подносом, на котором громко звенел о блюдце высокий бокал с ароматным кофе и с телефоном, в котором звучала бодрая песня в исполнении Ириши: «Под нашими спортивными знаменами…»
— Как самочувствие?! — заорал голос в трубке.
— Спасибо, плохо, — умирающе ответила я. — Тошнит, работать не хочу.
— Тошнит, это я понимаю. Но чтобы ты не хотела работать… это серьезно. Но вставать все равно придется. Чернецкий позвонил, просил к нему заехать. Бегу к тебе. Тетя Лиля, вы меня там слышите?
Не ставя подноса, Лиля наклонилась к телефонной трубке:
— Слышу, красавица моя.