— Хватит.

— Вот и ладушки, — обрадовался Сорокин и повернулся к Йоо. — Собирайся девонька. Всё, — отгуляла. Повестка пришла, — в армию тебя забирают. Иди-иди, чего исподлобья-то рока смотришь? Иди, говорю, — собирайся.

Йоо пожала плечами и побрела из кухни в комнаты. Собирать своё приданое в походный рюкзачок. Верный Дюк, метрономя обрубком, поковылял следом. Помогать-тыкаться.

— Володь, я их, конечно, сейчас заберу, — пряча деньги в задний карман своих широких штанин, подтвердил Виктор. — Только у меня тут ещё одно условие всплыло. Так сказать, дополнением к основному договору.

— Какое? — насторожился Сорокин.

— Да ты не волнуйся. Выполнимое… Ты, Володь, когда полное собрание сочинений будешь готовить, сделай… Ты ведь к следующему юбилею собираешься его готовить?

— Ну, возможно и подсуечусь.

— Вот. Я так и думал… Слушай, я тебя убедительно прошу, сделай авторскую правку, чтобы в новой редакции «Открытия сезона» мужики у первого заваленного в кармане нашли документы на имя гражданина Окачурина.

— Хм… Ну ладно… Хорошо, — без каких-то особых раздумий согласился на столь странную просьбу Сорокин, впрочем, не увидев в ней ничего странного. — Сделаю, Вить. Правда, фамилия чересчур какая-то говорящая, но так уж и быть. Для тебя всё, что угодно, кроме минета. А, собственно, кто это такой — Окачурин?

— В домоуправление моём главный инженер, — пояснил Виктор. — Веришь, достал уже гад! Не забудешь, Володь?

— Говно вопрос.

— Сейчас, Володь, принято говорить, — нефть вопрос.

— А какая разница?

— Не знаю.

— Да никакой!

— Ну, тебе, бывшему нефтянику, оно виднее будет…

И приятели, завершив свои на высшем уровне сепаратные переговоры, крепко пожали друг другу руки. И в дальний путь, — сразу прощаться стали. Боясь, видимо, передумать. А скорее всего боясь, что визави передумает. Но распрощались, не расплевавшись. Слава богу.

Дальше скоренько пошло. И уходя — уходи. И — девушка созрела. И — в лобик ей поцелуй напутствия. И — береги её, Витя! И — верну в сохранности. И — ну мы, Володь, пошли, что ли.

Не успели Виктор вместе с Йоо и доберманом спуститься по закапанной нитрозелёнкой лестнице на улицу, как покинутую ими квартиру… Да что там греха таить, и весь подъезд в целом… Н-да… Чего уж тут в самом-то деле врать, что только подъезд, берите выше, — сами основы мирозданья стали сотрясать мощные ритмы антикварных «Цеппелинов». И ритмы. И басы. И многоэтажное соло ударника. Да на таких высоких децибелах весь этот драйв попёр, что соседи тут же принялись колотить по батареям, а ко всему привычные дворовые коты от такого рок-понимаешь-ролла слегка напряглись, — к земле прижались и стали странно озираться. Долго, видать, Владимир Георгиевич терпел. Терпел-терпел, и как с цепи… Не сдержался. Один, один, совсем один!

«Тишина ему, видите ли, нужна для творчества», — покачал головой Виктор и, не удержавшись, понимающе хохотнул.