Глава 21

Французская эскадра покинула Тулон и теперь двигалась в сторону Александрии. Капризная богиня победы, должно быть устав парить над корабельными мачтами, пожелала ступить на земную твердь и ткнула пальцем в цитадель, казавшуюся неодолимой, — остров Мальту. Владевшие им рыцари ордена Святого Иоанна Иерусалимского, знаменитые госпитальеры, укрепляли стены и башни своей твердыни не одну сотню лет. Их склады были заполнены провиантом, количество орудий, пороха и ядер позволяло выдержать многолетнюю осаду, но самих рыцарей в этот момент на острове было совсем немного. Да и великий магистр вовсе не горел желанием всерьез оказывать сопротивление прославленному военачальнику.

Бонапарт, пожалуй, и сам был ошарашен столь внезапной капитуляцией крепостей Мальты. Подходя к острову, он и не думал брать его на копье, собираясь лишь пополнить запасы воды, продовольствия и дождаться кораблей союзного испанского флота. Однако великий магистр ответил гневным отказом на просьбу республиканского генерала, а затем вдруг капитулировал, не оказав сколько-нибудь заметного сопротивления. Воистину даже крылатая Ника в этот момент пришла в замешательство. Сейчас эскадры соединились, и захваченная так, между делом, Мальта осталась позади.

Наполеон глядел, как убегающий с берега утренний ветер надувает паруса кораблей и те ползут к дальнему египетскому берегу. Ползут неспешно, ибо всякому известно, что эскадра движется со скоростью самого медленного корабля. Как ни досадно, разнообразного плавучего хлама за кормой флагмана тащилось немало. Комиссары Республики без лишних слов реквизировали для похода все, что могло держаться на воде и при самом удачном стечении обстоятельств пересечь Средиземное море.

Теперь флот растянулся, сколько видел глаз, и это чертовски раздражало командующего армией вторжения, не усматривающего возможности установить в этом сумбурном построении любезную его сердцу упорядоченность. Казалось, эскадра движется хаотично. То и дело от флагманского линейного корабля «Ориентал» в разные стороны посылались небольшие суденышки с приказом увеличить или уменьшить дистанцию, изменить курс и следовать в кильватерных колоннах.

С боевыми кораблями было проще, здесь сигналы передавались флагами расцвечивания или фонарями. Но капитаны великого множества транспортов, отродясь не ходившие строем, а многие — и вовсе не отдалявшиеся от побережья далее, чем на сотню миль, то и дело норовили сломать ряды, маневрируя и ловя ветер. Секретные книги сигналов, выданные им под роспись перед выходом эскадры в море, так и остались лежать неоткрытыми. Увы, многие шкиперы, выросшие на побережье и зачастую прошедшие долгий путь от юнги до капитана корабля, просто едва умели читать.

Наполеон стоял на капитанском мостике и сумрачно глядел на корабли, плывущие под распущенными парусами в сторону Александрии. В этот час рядом с ним дежурил лейтенант д’Орбиньяк. Заступив на пост, он было попытался вывести генерала из задумчивости парой анекдотов, но полководцу в тот миг было не до них. Простояв в безмолвии около часа, Бонапарт наконец повернулся к офицеру своей личной охраны и заговорил, точно продолжая ранее прерванную беседу:

— И все же, Рейнар, захват Мальты — досадная оплошность. Конечно, в Париже толпа восторженных зевак в очередной раз с ликованием вывалит на улицы и будет плясать на площадях под залпы фейерверка. Но, по сути, мы наступили на хвост змее. Это лишь кажется, что мальтийские рыцари — глупый пережиток эпохи крестовых походов. То есть, может, и так, но это, как говорят в Британии, закрытый аристократический клуб, объединяющий представителей всей европейской знати. Если бы эта кучка стариков и зеленых юнцов, удерживающих Мальту, оказала хоть какое-то стоящее сопротивление, старой знати было бы чем гордиться. Результат не важен, главное — проявить доблесть. А так… Они сочтут себя опозоренными и загорятся местью. Чтобы противостоять этой мести, нам придется немало попотеть. И к сожалению, пролить немало крови.

— Ну, кровь — понятно, на то и война. А попотеть, ясное дело, придется, — согласился Лис. — В Египте жарища такая, что яичницу прямо на кирасе жарить можно.

— Я не о том, — поморщился Бонапарт. — Египет лишь ступенька, но что будет дальше? Нам придется ударить по Европе и сокрушить ее троны до того, как гнев оскорбленной в лучших чувствах аристократии заставит монархов объединиться и начать войну с Францией. Они и без того скрипят зубами при упоминании Республики. Наживать врагов на пустом месте — крайне несвоевременно.

— А шо, если по-другому? — Лис почесал затылок и посмотрел в чистое небо наивным взглядом хитрых зеленых глаз. — Я шо-то слышал, будто последние годы этим самым рыцарям покровительствует русский император Павел.

— Да, Россия… — скривился Наполеон. — Огромная страна, огромная сила, с такой лучше не ссориться.

— Вот и я о том. Взять и написать Павлу любезное письмо. Мол, ваше императорское величество, незадача вышла. Шли мы тут на сарацин войною, и вдруг Мальта на нас как бросится, как капитулирует, напрочь и навзничь. Так мы теперь просто в растерянности, шо делать со всем этим историческим музеем и памятниками крепостной архитектуры? Типа, может, возьмете на свой баланс? С условием обеспечения стоянки нашего флота.

— Неглупая мысль, — усмехнулся Бонапарт. — Если Павел и впрямь увлечен рыцарскими бреднями, он схватится за Мальту, как голодный за ломоть хлеба. И тогда уже ему придется отдуваться и гасить пожар аристократического гнева.

— Точно-точно. И ежели России в этом помочь, то европейским монархам уже придется возмущаться между молотом и наковальней.

— Хорошая идея! Молодец, Рейнар. — Серые глаза корсиканца просияли, и тут же лицо его скривило, точно от зубной боли. — Вот только Директория… Эти выскочки не видят дальше куска в свой тарелке. Отдать даже то, что им никогда не принадлежало, для них хуже казней египетских. Тут важно, чью сторону займет Талейран. Во всем, что касается внешней политики, а во многом и внутренней, он куда больше, чем правительство, и куда больше, чем Директория. Знаешь, иногда мне кажется, что он сочиняет партитуру для европейских дворов и те, сами того не ведая, танцуют под его музыку. А чего хочет он сам, под любезной маской не прочесть.

— Вернемся, разберемся, — улыбнулся Лис.