Я показываю ее Тейлору.
Дилан улыбается.
– Она очень милая, – говорит ей Тейлор.
Дилан сияет как начищенный пятак.
– Я знаю, – мурлычет она.
Мы находим три свободных места в третьем ряду. Я сажусь между Дилан и Тейлором. Когда зал почти заполняется, я вижу, как внутрь входят друзья Дилан, с которыми мы встречались в парке.
– Смотри, – говорю я ей. Она видит их и машет рукой, но не встает. Она остается со мной и Тейлором, и я радуюсь этому и с трудом могу смириться с тем, как это естественно – сидеть между ними и ждать, когда погаснет свет и поднимется занавес.
Я продолжаю изучать программку и понимаю, что знаю актера, который играет Ромео.
– Слушай, – говорю я Дилан, указывая на фотографию, – это же твой друг, да? Тот, что был влюблен в официантку.
– Ага, – говорит Дилан. – Он тоже хороший актер.
Звонит колокол, зрители замолкают, и в зале гаснет свет. Занавес с шорохом поднимается, и свет софитов выхватывает трех людей на сцене.
Они начинают хором: «Две равно уважаемых семьи в Вероне, где встречают нас событья…»[3]
Я поудобнее устраиваюсь в кресле.
Люди Монтекки и Капулетти сражаются настоящим оружием. Под звон мечей на сцену выходит приятель Дилан.
«Разве утро? – спрашивает он Бенволио. – Как долог час тоски!» Он Ромео, и сердце его разбито. Каждое его слово исполнено горькой муки. Когда он говорит: «Так посоветуй, как мне бросить думать», – я наконец начинаю понимать, почему все так любят Шекспира.
Мэдди все нет. Я вижу, что Дилан начинает терять терпение, но мне нравится слушать, как Ромео изливает душу, пусть даже его тоска вызвана всего лишь безответной симпатией. Но вот сцена меняется, кормилица с леди Капулетти ищут Джульетту, и на сцену уверенно выходит Мэдди в длинном белом платье с золотым поясом. «Ну что еще?» – спрашивает она.
Дилан подается вперед, сжимает меня за руку и кивает на Тейлора – вероятно, мне следует
Он придвигается ближе, и, когда он говорит: «Да, я же видел ее фотку», – его губы задевают мочку моего уха, и мое тело наполняется светом.
Ромео и Джульетта встречаются и влюбляются. Девушка, о которой страдал Ромео, стремительно исчезает из его памяти. Актеры играют замечательно. Они прекрасно знают текст и словно проживают происходящее. Джульетта выпивает яд. Мы знаем, что она жива, но ее кормилица – нет. «Джульетта померла! Она скончалась!» – стенает она. И мать Джульетты тоже не знает. Она вторит кормилице громким, пронзительным голосом: «Джульетты нет, Джульетта умерла!»
– Все хорошо? – шепчет Дилан. Я опускаю глаза и вижу, что у меня трясутся руки.