Это был наш последний налет, и он провалился. Причина провала была очевидна. Мы почти не готовились к этому ограблению и ничего толком не продумали — не обследовали даже как следует отделение банка и окрестности. Да и состав участников нападения оказался не самым подходящим. Тере отсутствовала, ей пришлось уехать в Барселону помогать одной из своих сестер, которая только что родила. Перебрав несколько кандидатов на замену, Сарко остановился на Джоу, хотя тот никогда прежде не участвовал в налетах на банки и не умел обращаться с оружием. И удача отвернулась от нас… Однако причина катастрофы была не в этом: кто-то нас выдал. Мы так никогда и не узнали, кто это сделал. Доносчиком мог оказаться кто угодно: любой из тех типов, которых Сарко прощупывал для участия в налете, любой из тех, с кем впоследствии разговаривали те типы, да и любой из тех, с кем общались мы сами. В барах китайского квартала, в том числе и в «Ла-Фоне», было полно стукачей, работавших на полицию. В «Руфусе» было то же самое. Мы знали об этом, но, хотя Сарко всегда велел держать язык за зубами, общались со многими и особо не сдерживались. Кстати, я сам любил поболтать.

— Вы хотите сказать, что, возможно, именно вы проговорились о налете кому-то, кому не следовало?

— Да, я много раз думал об этом. За два дня до налета — когда все уже было решено и нам только оставалось найти человека на замену Тере — я, дожидаясь друзей в «Ла-Фоне», пару часов пил пиво в компании Кордобы. Не помню, о чем мы с ним разговаривали. Мы с Кордобой были друзьями, и я доверял ему, хотя впоследствии меня посещала мысль, что не следовало этого делать. Наверное, он нас и сдал. А если так, то получается, что я всех заложил.

— Вы не спрашивали об этом инспектора Куэнку?

— Нет. Да и зачем? Вряд ли он мог рассказать мне что-нибудь такое, чего я не знал. В общем, на нас кто-то донес, и полиция устроила нам засаду.

Сначала мы не просекли, что нас там поджидали, и все, казалось, шло так, как было задумано. Мы приехали в Бордильс после полудня. Гордо припарковал машину у самого входа в банк, в переулке, выходившем на шоссе, и через несколько минут Сарко, Джоу и я выбрались из автомобиля и, натянув на головы нейлоновые чулки, вошли в отделение банка. Тогда я заметил первое, что пошло не так: внутрь должны были зайти только мы с Сарко, а Джоу, по плану, следовало остаться на тротуаре и караулить вход — поэтому ему достался в качестве оружия пистолет. Вскоре я обратил внимание и на другие необычные обстоятельства. Пока мы с Джоу угрожающе водили стволами направо и налево, а Сарко своим обычным тоном произносил заготовленные слова («Добрый день, дамы и господа. Не нужно нервничать. Все будет хорошо. Только не надо рыпаться. Ведите себя тихо, и никто вам ничего плохого не сделает. Нам нужны только деньги банка») — я заметил, что в зале слишком много народу, в том числе две женщины с детьми. Также я увидел, что там было две двери, а не одна: главная дверь, через которую мы вошли, и задняя, выходившая, очевидно, в переулок. Кроме того, служащие банка были отгорожены от посетителей кабиной с бронированным стеклом, и эта кабина была закрыта. Сарко тоже заметил все это: велев женщинам и детям лечь на пол, приказал сотрудникам банка открыть кабину. Служащих было трое, но никто из них в тот момент не сдвинулся с места. Однако Сарко не собирался долго раздумывать по этому поводу: схватив одного из посетителей за шиворот рубашки, он приволок его к кабине и, приставив обрез ему под подбородок, сказал: «Или вы открываете мне сию же секунду, или я пристрелю его».

Служащие банка открыли кабину. Это сделал мужчина с белым как мел лицом и похожий на легавую собаку. Плач детей разносился по всему залу, сверля мне мозг. Служащий, отперший кабину, отошел от двери, бормоча, что сейф открыть невозможно. Сарко, отпустив своего заложника, приблизился к служащему и спросил: «Ты директор?» «Я не могу открыть сейф», — ответил мужчина. Сарко ударил его по щеке. «Я спрашиваю: ты директор?» «Да, — кивнул служащий. — Но я не могу открыть сейф». «Открой его, — произнес Сарко. — Открой его, и тогда никто не пострадает». «Я не могу, — проскулил директор. — В сейфе действует механизм отсроченного срабатывания». «Сколько нужно времени, чтобы он открылся?» «Пятнадцать минут». Сарко заколебался. Впрочем, колебания при подобных обстоятельствах были абсолютно понятны: если бы он отказался от намерения открыть сейф, это означало бы, что наш налет закончился полным провалом. Однако если бы он настоял на открытии сейфа, следующие пятнадцать минут ожидания стали бы для нас самыми длинными и томительными в жизни. Не было никакой гарантии, что в течение этого времени мы смогли бы сохранять контроль над ситуацией. Очевидно, я был не единственным, кто почувствовал сомнения Сарко, потому что в этот момент мужчина, лежавший у запасного выхода, воспользовавшись замешательством, открыл дверь и выскочил наружу. Все произошло в одну секунду, когда Сарко заколебался. В следующее мгновение Джоу выстрелил в дверь, через которую убежал мужчина, и вставленное в нее стекло разлетелось вдребезги. Тотчас в отделении банка поднялся невероятный гвалт, и Сарко попытался справиться с ним, стреляя в потолок из своего обреза и крича, чтобы все оставались лежать на полу, до тех пор пока мы не выйдем. Затем велел директору не трогать сейф и отдать нам деньги, лежавшие не в нем. Директор повиновался, мы схватили деньги и бросились прочь.

На улице нас ожидала полиция. Когда мы со всех ног мчались к своей машине, за нашей спиной раздался окрик «стоять». Мы продолжили бежать, вместо того чтобы сдаться. Едва мы почти на ходу запрыгнули в автомобиль, как раздались выстрелы. Я услышал их и почувствовал жжение в плече. Как только мы оказались в автомобиле, Гордо на полной скорости помчался по шоссе в сторону Жироны, а тем временем стрельба позади нас становилась все ожесточеннее. Мое плечо начало гореть еще сильнее, и из него полилась кровь. Я ругался во весь голос, но никто не обратил внимания на то, что я ранен. На выезде из Бордильса шоссе оказалось перегорожено машиной тайной полиции. Гордо стал тормозить или перестал жать на газ, но Сарко крикнул ему «гони», и тот, снова вдавив педаль газа, со всего разгона врезался в автомобиль полиции, едва не сбросив его в кювет. В момент столкновения Гордо ударился головой о руль, и из его разбитой брови хлынула кровь. Несмотря на это, он снова прибавил газу, и мы понеслись дальше, преследуемые двумя машинами тайной полиции. Нам удалось оставить их далеко позади, когда мы мчались по Сельра и Кампдора, пролетая повсюду на красный свет, обгоняя и объезжая всех, кто попадался на пути. В общем, добравшись до Пон-Мажор, мы подумали, что нам удалось уйти от погони. В тот момент в небе стал кружить вертолет. Джоу, заметивший одновременно вертолет, мою раненую руку и кровоточащую бровь Гордо, закричал, что мы пропали. Сарко велел ему заткнуться, а Гордо, свернув направо, пересек мост над рекой Тер в сторону Саррьи. На хвосте снова возникли две полицейские машины, показавшиеся вдалеке, со стороны Кампдора. Они находились на расстоянии километра или полутора от нас, и Гордо попытался использовать это, чтобы скрыться от них в лабиринте улочек Саррьи. Сначала это удалось, однако все это время над нами в небе висел вертолет, ни на секунду не упускавший нас из виду, и через несколько минут полицейские машины появились за нами. Гордо вновь изо всех сил дал по газам, и мы выехали из Саррьи на главное шоссе, но на сей раз направились не в сторону границы, а обратно в город. Гордо действовал, подчиняясь указаниям Сарко, которые, как казалось, были благоразумны, поскольку скрыться от вертолета намного проще на улицах города, чем на открытом пространстве. Однако увидев, куда мы направляемся, я почувствовал, что это место станет для нас ловушкой и нам уже не удастся оттуда выбраться.

Мое предчувствие подтвердилось. У моста Ла-Барка, на самом въезде в город, откуда уже виднелся парк Ла-Девеса, перед нашим носом вдруг выскочил грузовик с газовыми баллонами, и Гордо, чтобы уйти от столкновения, резко крутанул руль и потерял управление. Наша машина полетела, переворачиваясь, по асфальту. То, что произошло потом, трудно пересказать. Я много раз пытался реконструировать последовательность событий, однако не уверен, что мне это удалось. Впрочем, я сумел восстановить отдельные звенья из цепочки, достаточные для того, чтобы получить представление о произошедшем.

Всего получилось шесть звеньев, шесть картинок или шесть групп картинок. Первое звено — картинка, как я, оглушенный, лежу ничком на крыше перевернувшейся машины, ищу на ощупь свои очки и нахожу их невредимыми, слыша пронзительный звон в своей голове, стоны и проклятия Джоу, а потом крик Сарко о том, что Гордо в отключке, а нам нужно сваливать. Второе звено — картинка, как я на четвереньках пытаюсь выбраться из покореженной груды металла и вижу, что в тридцати метрах от нас тормозит автомобиль. Из него выскакивают двое полицейских в штатском и бегут к нам. Третье звено — не одна картинка, а две: Сарко рывком вытаскивает меня через разбитое окно автомобиля, и мы бежим вдвоем по мосту Ла-Барка следом за Джоу. Тот мчится на несколько метров впереди нас, а затем — то ли машинально, то ли услышав крик Сарко — сворачивает в сторону Педрет и китайского квартала. Четвертое звено составляют уже не две картинки, а целая цепочка: сначала мы с Сарко, преодолев мост, направляемся к Ла-Девеса в надежде сбить там полицейских со следа. Сарко спотыкается и падает у самого входа в парк. Я резко останавливаюсь, возвращаюсь и поднимаю Сарко. Он хватается за меня, и мы пытаемся бежать еще несколько секунд. Сарко еле волочит травмированную ногу, но в конце концов снова падает или специально бросается на землю. Отталкивая меня, задыхаясь, он хрипит: «Беги, Гафитас!» Пятое звено — предпоследняя картинка в этой последовательности: все вокруг залито лучами полуденного солнца, пробивающегося сквозь кроны платанов парка Ла-Девеса. Сарко полулежит на земле, а я стою рядом с ним, в то время как двое полицейских приближаются и скоро должны оказаться у входа в парк. Последнее звено уже вполне предсказуемо, оно тоже представляет собой двойную картинку — одна ее часть абсолютно отчетлива: я бегу по парку Ла-Девеса, удаляясь от того места, где лежит Сарко. Вторая часть — нечто размытое: я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, есть ли за мной погоня, и вижу клубок рук и ног, в котором извивается Сарко, дерущийся с двумя полицейскими.

Вот шесть звеньев из той цепочки событий, и это все, что сохранилось в моей памяти.

— Значит, вы убежали, оставив Сарко?

Что еще мне оставалось делать? Как вы поступили бы на моем месте? Сарко не мог спастись, а я не мог ему помочь. Жертвовать собой было глупо, это ничего не изменило бы. Так же поступил бы и Сарко в подобной ситуации, поэтому он велел мне бежать, спасаться. И, возможно, поэтому он задержал полицейских: хотел дать мне шанс уйти.

Именно это я и сделал. Быстрее ветра промчался по пустынному парку Ла-Девеса, миновал футбольное поле, тир и площадку клуба аэромоделирования и скрылся в тополиной роще, раскинувшейся между реками Тер и Гуэль, между спортивным комплексом и городской свалкой. Я пробыл некоторое время в этом убежище, пытаясь преодолеть страх, дожидаясь, чтобы боль в раненой руке притупилась и в голове перестало звенеть. Шум в голове стих быстро, однако рана обильно кровоточила, и приступ страха охватил меня с новой силой, когда над рощей пару раз очень низко пролетел полицейский вертолет. В мыслях у меня сохранилась достаточная ясность, чтобы осознать, что мне следовало убраться оттуда как можно скорее, и было только одно надежное место, куда можно пойти.

Стараясь никому не попадаться на глаза, я вышел из тополиной рощи, добрался до улицы Катерина-Альберт и поднялся к себе в квартиру.

Дома все события разворачивались очень быстро. Когда я вошел, моя семья в полном составе обедала. Мама и сестра закричали, увидев мою рубашку, пропитанную кровью. Отец же отреагировал по-другому: не проронив ни слова, отвел меня в ванную, и пока я объяснял всем, что упал с мотоцикла, осмотрел мою рану. Закончив осмотр, отец велел матери и сестре выйти. «От падения ничего подобного не бывает, — холодно произнес он, указав на мою руку, когда мы остались одни. — Рассказывай, что произошло». Я настаивал на своей версии, но отец прервал меня: «Послушай, Игнасио! Я не знаю, в какую историю ты попал, но если хочешь, чтобы я помог тебе, ты должен рассказать мне правду». Потом бесстрастным тоном добавил: «Если тебе не нужна моя помощь, то уходи». Я понял, что отец говорил всерьез, он прав, и какой ужасной бы ни была его реакция на правду, в тысячу раз хуже для меня попасть в руки полиции. В тот момент мне было так страшно, словно до меня вдруг дошло осознание всей опасности того, что я вытворял последние несколько месяцев.

Я послушался отца и рассказал ему правду. Его реакция меня немного успокоила и даже привела в замешательство. Он не стал кричать, возмущаться и, казалось, даже не удивился. Просто расспрашивал меня, задавая конкретные вопросы. Когда отец замолчал и я счел, что допрос закончен, то спросил у него: «Что мы теперь будем делать?» Отец сразу ответил: «Пойдем в комиссариат». Ноги у меня стали ватными. «Ты собираешься сдать меня?» — произнес я. «Да». «Но ведь ты говорил, что поможешь мне», — пробормотал я. «Это лучшее, что я могу для тебя сделать». «Папа, пожалуйста», — стал умолять я. Отец, указав на мою рану, процедил: «Промой это, и мы пойдем». Он вышел, и, когда мама с сестрой мыли мою руку, я слышал, как отец разговаривает по телефону. Он говорил долго, но я не знал, с кем и о чем, потому что телефон находился у нас в прихожей, а мать с сестрой засыпали меня вопросами и пытались утешать, поскольку из глаз у меня текли слезы.

Вернувшись в ванную, отец велел маме приготовить чемодан для него и для меня. Он взглянул на меня так, будто только что узнал и тоже готов был расплакаться. В тот момент мне стало ясно, что отец передумал и не станет сдавать меня. «Куда вы едете?» — спросила мама. «Собирай чемодан, — велел отец. — Я потом тебе все объясню». Молча и не глядя на меня, он еще раз промыл, а потом обработал и забинтовал мою рану. Наложив повязку, отец вышел из ванной, и я слышал, как он пару минут разговаривал с мамой. Затем отец вернулся и сказал: «Поехали».

Я молча последовал за ним. Сначала мы отправились на улицу Франсеск-Сиурана и припарковались у дома, где жил близкий друг нашей семьи, земляк, адвокат Ихинио Редондо. Отец вышел из машины, велев мне ждать, и я подумал, что именно с Редондо он разговаривал по телефону из дома. После недолгого отсутствия отец вернулся, и мы, продолжив путь, выехали из города по шоссе. По дороге он рассказал мне, что мы едем в летний дом, который Редондо недавно приобрел в Колере — далекой деревушке на побережье. Объяснил, что, если полиция явится за мной к нам домой на Катерина-Альберт, мама не станет скрывать нашего местонахождения. Отец подробно проинструктировал меня, что следовало говорить полицейским в том случае, если они явятся в Колеру, чтобы меня допросить. Я должен был говорить, будто мы с отцом вот уже неделю жили в этом доме, пользуясь последними деньками лета и каникул. Через час мы приехали в Колеру. Улицы деревушки оказались безлюдны, дом Редондо стоял близко к морю. Едва мы вошли, отец бросился раскладывать наши вещи в шкафах — вернее, приводить их в беспорядок, как и обстановку в столовой, кухне, ванной и спальнях, чтобы было похоже на то, что мы действительно жили в этом доме последние несколько дней. Затем он отправился за покупками, а я остался в спальне на кровати, уткнувшись в маленький портативный телевизор. Страх и изнеможение не покидали меня. Я уснул. Когда отец разбудил меня, я никак не мог сообразить, где нахожусь. Телевизор был выключен, в комнате горел свет. Рука у меня не болела. Интуиция подсказала, что наступила ночь. «Тут пришел человек, он хочет с тобой поговорить, — прошептал отец. Он присел на корточки рядом со мной и, проведя ладонью по моей здоровой руке, добавил: — Это из полиции». Больше он ничего не сказал и, поднявшись, покинул комнату. Туда вошел инспектор Куэнка.

— Вы его уже знали?