— Как вы пришли к данному заключению?

— Благодаря Ведет.

— Вы имеете в виду хозяйку публичного дома?

— Вы знаете про нее?

— Слышал.

— Многие слышали о ней, в китайском квартале она была настоящей легендой. Заметная личность, привлекавшая к себе внимание. Когда мы познакомились, она была уже в возрасте, но сохранила свои фальшивые манеры важной дамы, вела себя с надменностью женщины, прежде славившейся своей красотой, и твердой рукой вела бизнес. Ведет являлась хозяйкой двух публичных домов — «Ла-Ведет» и «Эль-Эден». Более популярным из них был первый, считавшийся к тому же лучшим борделем китайского квартала. Небольшое заведение с залом в виде буквы L, где не было ни одного стола и стояли лишь табуреты, выстроенные вдоль стен и барной стойки, которая начиналась у самого входа и потом, поворачивая налево, тянулась в глубину, где открывались две двери — одна в кухню, а другая на лестницу, ведшую в номера. Стены в помещении, без единого окна, были обшиты деревом, от стойки поднимались несколько колонн, упиравшихся в лепнину потолка. Разливавшийся от ламп красноватый свет придавал нереальность предметам и лицам, и в зале постоянно звучала музыка типа «Лос Чунчигос» и «Лос Чичос». В те времена там бывало много посетителей, особенно по субботам и воскресеньям, и в эти дни мы, как правило, воздерживались от посещения китайского квартала, чтобы не разрушать бизнес хозяевам местных заведений и не распугивать клиентуру.

То, о чем я хочу вам рассказать, произошло в понедельник или во вторник, потому что в баре тогда было мало людей. Войдя в «Ла-Ведет», мы с Идальго прошли вглубь зала, откуда можно было обозревать все заведение. Ведет или ее муж нажали кнопку, зажигавшую красный свет в номерах, а девушки, находившиеся внизу, отошли подальше, поглядывая на нас с противоположной стороны бара, с привычной смесью опасливости и равнодушия. Мы поговорили с Ведет, после чего я оставил ее с Идальго, а сам отправился побеседовать с тремя девушками, сидевшими без клиентов за барной стойкой. Две из них не сказали мне ничего особенного, но через пару минут третья сообщила, что ночью в субботу Сарко и его компания прокутили у них в заведении целое состояние. Тогда я снова обратился к первым двум девушкам, и те неохотно подтвердили ее слова, а одна из них добавила, что один из парней упоминал, будто в тот день кто-то из них или вся компания побывали в Льорете. Я вернулся к хозяйке заведения и пересказал ей то, что узнал от девиц. По лицу Ведет скользнуло выражение досады, выдавшее ее с головой. Она всегда старалась поддерживать с нами хорошие отношения, поскольку ей это было выгодно, но при этом, будучи очень умной женщиной, понимала, что владение информацией дает определенную власть. Ведет нравилось держать все в своих руках и дозировать выдаваемые сведения по своему усмотрению. Она сообразила, что ей не следует опровергать слова своих подопечных. Правда, Ведет постаралась подретушировать картину субботнего кутежа, заверив, что Сарко с компанией потратил вовсе не так много денег, как показалось девушкам, и про Льорет она ничего не слышала.

Явившись утром в комиссариат, я стал спрашивать, не было ли в выходные в городе или окрестностях какой-нибудь кражи, насчет которой до нас еще не дошли сведения. Никто не знал ни о чем таком, но мы с Идальго и Мехией принялись выяснять и вскоре услышали, что накануне в полицию Льорета поступило заявление о том, что в поселке Ла-Монтгода обворовали дом. Таким образом мы и связали одно с другим. И так у меня появились первые подозрения, что бандой, какую мы разыскивали, была компания Сарко. Ну, как вам история?

— Это произошло в начале августа, вскоре после того, как я переспал с Тере на пляже в Монтго, после дискотеки «Марокко», и это стало для нас резким поворотом — во многом потому, что с того момента наша банда уменьшилась почти наполовину. Я имею в виду смерть Гилье и задержание Чино, Тио и Дракулы.

Это случилось в то время, когда мои родители уехали отдыхать. Прежде я всегда ездил вместе с ними, но в тот раз весь июль твердил матери, что останусь в Жироне с сестрой, и в конце концов родители смирились. Их отъезд намного все упростил, избавив меня от необходимости вести двойную жизнь — уличного подростка из банды Сарко и обычного домашнего мальчика. Я получил свободу. Вряд ли мои родители уехали без меня со спокойным сердцем, но у них просто не было выбора. Им уже не удалось бы заставить меня отправиться вместе с ними, к тому же они были сыты по горло скандалами с моим вызывающим поведением, дерзкими выходками и враждебным молчанием, и, вероятно, у них теплилась надежда, что месяц, проведенный отдельно, пойдет мне на пользу. Однако родители предприняли попытку в свое отсутствие продолжать контролировать меня через сестру, но у них ничего не получилось. Как только мне стало ясно, что они поручили ей следить за мной и держать их в курсе, я припугнул сестру, заявив, что кое-что знаю о ней и, если она будет доносить на меня родителям, тоже многое о ней могу рассказать. Это был блеф: я не имел ни малейшего понятия о жизни сестры, и у меня не возникало желания совать туда свой нос. Но она об этом не знала, зато видела, что шутить со мной не следует. В эти полтора летних месяца я изменился и уже не был тем забитым подростком, робким младшим братом, как раньше. Сестра начала если не уважать, то, во всяком случае, побаиваться меня. У нее не оставалось выхода, кроме как помалкивать, поддавшись моему шантажу.

Разумеется, отъезд моих родителей имел значение только для меня, а не для всей компании. На ней сказались, как я уже говорил, иные события — смерть Гилье и задержание Чино, Тио и Дракулы. Этот эпизод был неясным, и сам я не участвовал в нем, так что история, которую я вам сейчас изложу, — не пересказ того, что произошло, а моя реконструкция тех событий. В тот день группа Гилье даже не появлялась в «Ла-Фоне». Я знал, что у них намечалось какое-то дело. Обычно только Сарко и Гилье были в курсе того, что мы собирались провернуть, а все остальные узнавали, когда все уже произошло. Это не являлось продуманной стратегией, мерой предосторожности или чем-либо подобным. Это было лишь следствием нашего абсолютного подчинения Сарко и Гилье и свидетельством того, что в иерархии банды все, кроме Сарко и Гилье, были пешками. В тот день Гилье и его группа отправились на дело в поселок недалеко от Фигераса, но операция провалилась. Как стало известно нам вечером и о чем на следующий день написали в газетах, когда Гилье с Дракулой находились в доме, появились хозяин и его двое сыновей с охотничьими ружьями и стали стрелять, обратив незваных гостей в бегство. Все на этом бы и закончилось, если бы соседи, всполошенные звуками выстрелов, не вызвали полицию и если бы неподалеку от того места случайно не оказался «молочник», как мы тогда называли белый полицейский «Сеат». Эти два обстоятельства привели к тому, что, удирая с места неудавшегося преступления и едва выехав на главное шоссе, наши почти нос к носу столкнулись с «молочником». Началась погоня, завершившаяся через несколько километров, когда Тио на слишком большой скорости свернул на мост у Баскары и потерял управление. «Сеат», перевернувшись несколько раз, вылетел за ограждение и упал в реку. Ручка переключения передач пробила Гилье грудину, и он умер сразу. Тио, Чино и Дракула выжили, однако у Тио оказался сломан в нескольких местах позвоночник, и он остался полностью парализованным.

Дни, последовавшие за этим событием, были очень странными. Никто из нас не присутствовал на похоронах Гилье, не навестил наших раненых друзей в больнице и не поинтересовался хотя бы, как там они и их родные. Все продолжалось так, будто никакой катастрофы не было. Лишь первые три дня мы провели словно во сне и не занимались даже угоном машин, в то время как обитатели китайского квартала и «Руфуса» беспрестанно приставали к нам с расспросами и тайная полиция допрашивала нас несколько раз. Однако между собой мы едва упоминали произошедшее, а если и упоминали, то делали это так бесстрастно и равнодушно, точно дело нас не касалось. У меня нет этому объяснения. Наверное, мы просто храбрились, но в голове у нас плавал туман, как у оглушенного ударом боксера, и мы, пребывая в оцепенении после всех событий, старались не говорить о них.

После того случая у нас все пошло по-другому. Я хорошо помню, как началось это изменение. Через четыре-пять дней после охватившего нас ступора Сарко, Гордо и Колилья влезли в дом у пляжа в Ла-Фоске, между Калельей и Паламосом — я стоял на стреме у входа — и вынесли оттуда бронированный сейф, который им с трудом удавалось тащить втроем. Мы положили добычу в багажник и, остановившись на пустыре, попытались вскрыть сейф. Нам сразу стало ясно, что у нас ничего не получится, и мы отправились к Генералу? У того вытянулось лицо, когда мы сообщили ему, что привезли, и он велел нам отнести сейф в хлев и ждать снаружи. Мы стояли и ждали, а жена Генерала молча приглядывала за нами, в своем сером халате, с седыми волосами и устремленным в пустоту взглядом. Генерал вернулся быстро, в сопровождении двух мужчин с парой ящиков с инструментами. Осмотрев сейф, мужчины достали защитные очки, перчатки и паяльные лампы и принялись за работу. Через час сейф был вскрыт.

Генерал проводил мужчин к выходу, а мы бросились изучать содержимое сейфа. Внутри оказались папки с документами и золотое кольцо, украшенное драгоценным камнем. Когда Генерал вернулся, его жена рассматривала на свету драгоценность. Увидев мужа, она потерла камень о халат, словно желая придать ему еще больший блеск, после чего отдала кольцо Гордо, а тот передал его Сарко, который, в свою очередь, вручил драгоценность Генералу. «И сколько хочешь за это?» — спросил скупщик, внимательно изучив перстень. «Ничего», — ответил Сарко. Генерал подозрительно посмотрел на него. «Мне не нужны деньги, — пояснил Сарко. — Мне нужны стволы». Выражение лица скупщика из подозрительного сделалось изумленным. Кинув взгляд на Гордо и Колилью, я понял, что они были в таком же замешательстве, что и Генерал, впрочем, так же, как и я сам. Несомненно, им Сарко тоже ни словом не обмолвился об оружии. Генерал сделал угрюмую мину и, почесав бакенбарды, произнес: «После истории с Гилье ты совсем с катушек слетел, парень». Сарко улыбнулся, пожав плечами, но промолчал. Однако своим молчанием он продолжал настаивать — во всяком случае, так это воспринял Генерал, добавивший: «У меня нет оружия, уясни это». «Я знаю, — проговорил Сарко. — Но если захочешь, ты можешь достать его». «Зачем оно тебе?» — «Не твоя забота. Так ты согласен или нет? Если согласен — хорошо; если нет — ладно, найдем кого-нибудь другого». Прежде чем Генерал успел что-либо ответить, произошло то, чего никто не ожидал: в спор вмешалась жена скупщика. «Дай ему что он просит», — сказала она. Жена стояла между нами и Генералом, с безжизненно свисавшими вдоль тела руками и глазами, как у слепой, — казалось, будто она не смотрит ни на кого из нас и в то же время смотрит на всех. Это был первый раз, когда мне довелось слышать, чтобы она что-то говорила, и ее голос прозвучал холодно и пронзительно, как у капризной избалованной девчонки. После паузы она добавила: «Соглашайся». «Ты тоже сошла с ума? — воскликнул Генерал. — А если они потом нас сдадут? Они же совсем дети!» «Никакие они не дети, — возразила жена. — Мужчины. Такие же, как и ты. А то и больше. Не сдадут они нас. Дай им оружие». Скупщик положил перстень в карман рубашки и, взяв жену за плечо, увлек ее в глубину хлева. Они стояли там, перешептываясь, затем оба ушли в дом, откуда скупщик вернулся уже один. «Ну, так что вы хотите?» — деловито осведомился он. «Самую малость, — ответил Сарко. — Пистолет и пару обрезов». «Многовато», — заметил Генерал. «Намного меньше, чем реально стоит кольцо», — возразил Сарко. Скупщик задумался. «Ладно. — кивнул он. — Заезжайте завтра во второй половине дня, все будет». Прежде чем мы сочли наш разговор завершенным, он посмотрел на каждого из нас четверых и добавил: «И последнее. Жена напомнила, что вас надо бы предупредить. Дважды подобное не повторяют, поэтому говорю один раз: кто много станет болтать, тот не жилец».

На следующий день Генерал передал нам в своем доме пистолет «стар» девятого калибра с длинным стволом, два самодельных обреза, пару магазинов и несколько коробок с патронами. В тот же день мы несколько часов провели в лесу у Айгуавивы, стреляя по пустым консервным банкам, а двумя днями позже, угрожая обрезом, совершили ограбление продуктового магазинчика в Сан-Фелиу-де-Гишольсе. Наша добыча была скудной, но дело выглядело легким и безопасным, поскольку хозяин магазинчика, перепугавшийся до смерти, не оказал никакого сопротивления и даже не заявил потом о нападении в полицию. Видимо, успех нашего первого вооруженного ограбления вселил в нас уверенность, что и дальше все будет так же легко и просто, однако наши иллюзии вскоре развеялись.

Еще через два дня мы предприняли попытку ограбить автозаправку на Барселонском шоссе, неподалеку от Сильса. План был простой. Предполагалось, что Сарко и Тере войдут в помещение заправки и припугнут служащего оружием, а мы с Гордо будем ждать их снаружи в машине с включенным двигателем, чтобы рвануть оттуда на всех парах, когда они выбегут с деньгами. Кстати, на дело мы отправились на очередном угнанном «Сеате», который стал нашим излюбленным автомобилем для налетов. Это был быстрый, мощный, легкий в управлении автомобиль, не привлекавший к себе внимания.

Итак, план был простой, однако провалился. Когда мы приехали на заправку, Сарко с Тере вышли из машины и стали заливать в бак бензин. Мы с Гордо, оставшись в автомобиле, наблюдали за двумя мужчинами, стоявшими друг за другом к кассе в застекленном помещении заправки. Когда последний из них расплатился и вышел, Гордо сделал знак Сарко, а тот, в свою очередь, кивнул Тере, и тогда оба натянули на головы чулки, достали оружие и вошли в помещение заправки, направив стволы на хозяина. Я наблюдал за всем этим из машины, затаив дыхание. Рядом со мной сидел Гордо, сжимавший в руках второй обрез и следивший одним глазом за въездом на заправку, а другим — за происходившим внутри застекленного домика. Через большое стекло я увидел, как хозяин заправки поднимал руки, как потом медленно опускал их и как совершенно неожиданно сделал быстрое и странное движение. Прогремел выстрел, и до моего слуха донеслось сдавленное ругательство Гордо. Я посмотрел на него, на здание заправки, но там уже ничего не было видно, кроме разбитого вдребезги большого стекла. Через несколько секунд Сарко и Тере запрыгнули в автомобиль, и Гордо выехал с заправки, после чего сделал резкий поворот и повел машину в сторону Бланеса. Сидевший на заднем сиденье Сарко рассказывал, вперемешку с ругательствами, что они не нашли денег там, где по их расчету они должны были находиться. Хозяин заправки попытался отнять пистолет у Сарко, и в завязавшейся борьбе грянул выстрел, в результате которого стекло разлетелось вдребезги. Мы мчались на полной скорости по главному шоссе. Сарко и Тере, сидевшие сзади, казались абсолютно спокойными. По мере того как мы удалялись от парковки, Гордо стал понемногу сбрасывать скорость. Однако когда все мы готовы были вздохнуть с облегчением, думая, что все позади, Гордо, глядя в зеркальце заднего обзора, вдруг произнес: «За нами «хвост».

Он не ошибся. Мы обернулись и увидели «Сеат» тайной полиции, ехавший метрах в ста пятидесяти за нами. В тот же момент до них тоже дошло, что мы засекли их, и они поставили на крышу мигалку и включили сирену. «Что будем делать?» — спросил Гордо. «Гони», велел Сарко. Хотя на этом участке дорога сужалась и петляла, Гордо резко прибавил газу, обогнал грузовик и пару легковых автомобилей, однако машина тайной полиции с легкостью повторила данный маневр и снова пристроилась за нами.

Началась погоня. Гордо разогнал автомобиль до предела, машины, ехавшие перед нами и по встречной полосе, стали шарахаться в сторону, а полицейские, преодолев разделявшую нас дистанцию, протаранили нас в заднее крыло и затем дважды, поравнявшись с нами, ударили нас сбоку, пытаясь столкнуть в кювет. Прежде чем полицейские предприняли третью попытку, Гордо съехал с шоссе на первом попавшемся повороте, ведшем на грунтовую дорогу, усеянную рытвинами, на которых наша машина начала подскакивать, по мере того как мы углублялись в сосновую рощу, преследуемые не отстававшей от нас полицией.

Прозвучал первый выстрел, потом второй, третий, и когда я наконец опомнился, это была уже самая настоящая перестрелка. Пули свистели вокруг, влетая в заднее стекло и вылетая в лобовое, в то время как Сарко и Тере, высовываясь в боковые окна, отстреливались от наших преследователей, а Гордо, пытаясь уходить от обстрела, петлял между соснами, то съезжая с дороги, то возвращаясь на нее. Я сидел, вжавшись в кресло, парализованный страхом, не в состоянии стрелять из своего обреза. Я мог лишь мысленно молиться, чтобы мы выбрались из этой западни, и нам в конце концов удалось это сделать — в тот самый момент, когда полицейские, казалось, уже вот-вот должны были нас настичь. Грунтовка внезапно оборвалась, и мы, с трудом съехав с насыпи, оказались на заасфальтированной поселковой дороге. Полицейская машина, спешившая спуститься быстрее, чтобы не упустить нас, на середине пути с ужасающим грохотом перевернулась, к злорадству Сарко, Тере и Гордо, который, наблюдая в зеркальце заднего обзора за кувырканием автомобиля наших преследователей, не замедлил нажать на газ, и вскоре мы, промчавшись по пустынным улицам поселка, оставили его далеко позади.