Я ответил: «Чувства людей по отношению к Иисусу, весьма противоречивы. Для верующих Иисус является «дева» (светлым духом), который умер и воскрес для спасения человечества. Для неверующих это мало известный иудей, которого римляне казнили за то, что он выдавал себя за царя и возвещал конец мира. Каждый настаивает на своем мнении. В вопросе об Иисусе легко верить и очень трудно знать».
«Как и в отношении Будды», заметил он вполголоса тоном просвещенного и глубокомысленного человека, который поднялся выше общепринятых верований.
Я ушел со словами: «Я постараюсь узнать все, что только можно знать об Иисусе. Когда я снова явлюсь к вам, вы мне еще расскажете про Будду, а я вам буду говорить об Иисусе».
Я пишу для вас, далекий отшельник, а также и для тебя, кто бы ты ни был, мой читатель, если только ты способен и согласен непредубежденно, — бесстрастно, бескорыстно, серьезно, мужественно и добросовестно разобрать великую проблему.
Ты должен приступить к ней, лишь испытав и проверив себя самого. Я бы хотел, чтобы всякий исследователь религии приносил, как это делал недавно каждый будущий врач в Монпелье, своего рода клятву Гиппократа:
«Клянусь, что какова бы ни была моя вера ^каково бы-ни было мое неверие, я не буду считаться с ними в моем исследовании.
Клянусь быть бескорыстным, не преследовать в моей работе целей полемики или пропаганды.
Клянусь быть добросовестным и лойяльным, не опускать ничего из того, что я увижу, ничего к этому не прибавлять, ничего не искажать, ничего не преувеличивать.
Клянусь быть почтительным, не говорить с зубоскальством или насмешкой ни о каком веровании прошлого или настоящего.
Клянусь быть мужественным и неустрашимо отстаивать свое мнение против всякой вооруженной догмы, которая отказалась бы терпеть это мнение.
И я клянусь отказаться от моего мнения немедля при появлении веского аргумента, который будет найден мною самим или будет мне указан».
II. Владыка Запада
Что такое Иисус? Это одновременно и безмерность и почти неуловимая точка. Это гигантская величина, если иметь в виду то место, которое он занимает в сознании людей, это — неуловимая точка, если рассматривать его, как историческую реальность.
В сознании людей, в идеальном мире, существующем под черепной крышкой, Иисус совершенно безмерен. Его пропорции не поддаются никакому сравнению, его величие едва постижимо.
Если принять в расчет сознание миллионов, сотен миллионов, миллиардов людей — христиан, действовавших и страдавших, живших сначала на побережье Средиземного моря, а затем и по всей Европе, усеивающих в наши дни Европу и Америку, проникающих в Африку, Азию и Австралию, если попытаться выяснить, что является общим для всех этих людей, столь различных по обычаям, по расе, по языку, по верованиям, дробящихся на такое множество народов и сект, то окажется, что их всех объединяет, главным образом, определенное представление о смерти Иисуса.
В этих гигантских человеческих муравейниках, которые копошились на черной земле для того, чтобы снова вернуться в нее, лишь очень немного маленьких муравьев, которые принесли с собой заметный вклад идей и знаний в общую сокровищницу. Однако, не найдется ни одного крохотного муравья, который не знал бы, что Иисус умер за него, подарив ему возможность выбора между вечным блаженством и вечным страданием. Это унаследованное от прошлого знание сильнее всего давит на судьбу каждого отдельного существа, при чем оно может и не замечать, какое огромное количество существ испытывают на себе такое же давление этой идеи: муравьи, живущие на горе, не различают размеров горы.
Если бы все эти бесчисленные головы, сохранив все остальные свои знания, не знали того, что касается Иисуса, то история приняла бы совершенно иной облик и половина планеты имела бы нынче совершенно иной вид.
При возвращении моем из Японии по Сибирской железной дороге я наблюдал в окно вагона, что каждый раз, когда в безмерных степях показывалось небольшое человеческое поселение, то оно неизменно отмечалось луковкой церкви. Мне думалось: церковь эта стоит здесь для того, чтобы в ней могли собраться затерянные в этой глуши мужчины, женщины и дети и вместе вспомнить и мистически пережить смерть Иисуса. К этой церкви немного дальше примыкает другая, ко второй третья и так до самого края Сибири и дальше, до отдаленнейших пунктов Запада.
Всюду, по всей планете, являющейся доменом Иисуса, жмутся одна к другой церкви разного вида и разных размеров, большие и малые, красивые и обыденные, древние и новые. Нет такой убогой деревушки, у которой не было бы своей церкви. В каждом селений есть дом господа, который выше и больше остальных домов. Это загон, где невидимый пастырь собирает для утешений частицу своего гигантского стада. Очень часто церковь представляет собою единственное, что остается от прошлого. Очень часто лишь обветшалые своды церкви и ее стершиеся украшения образуют собою единственную связь между поколениями, которые сменяют одно другое, почти не зная друг друга. Церковь продолжает стоять. Она как бы свидетельствует, что в одном существенном пункте исчезнувшие поколения чувствовали и думали одинаково. Громким голосом провозглашает она, что в течение многих веков общей великой задачей людей являлось обеспечить себе искупление, данное смертью Иисуса.
Кладбищенские кресты монотонно, неизменно твердят о том лее. Эти кресты являются проводниками бесчисленных голосов. Каждый мертвец принимает на свой счет то, что церковь обещает для всех. Один за другим они отвечают: аминь. Каждый покойник водружает над своей могилой символ распятого Иисуса, как напоминание о договоре, о завете, обещавшем бессмертие. Кто он был, этот покойник? Мудрец или дурак, власть имущий или простой смертный, не все ли равно? Над его разложившимися останками воздвигли этот символ, воплощающий самую сердцевину христианской веры, являющийся выражением того, что считается наиболее существенным. Только этот символ и остается от жалкого человеческого существования.