Глава 4

Война обернулась поражением, дружины Дангрисиды откатили обратно к столице. Непривычные к слякоти тульгане отстали, и не могли более преследовать разбитого врага. Лето так и не пришло, следом за паводком начались дожди, которые лили безостановочно два месяца. Хлеб в полях сопрел, предвидя голод, смерды потянулись к городам, но там селян встретили запертые ворота, и копья стражи. Вскоре среди обездоленных разнесся слух о хлебных раздачах в Ронаде, и огромные армии голодных наполнили раскисшие дороги, ведущие к столице.

Лимом с раздражением смотрел на исход деревенской бедноты. Более крепкие хозяйства еще держались, но готовились к тяжелым испытаниям грядущей зимы, о чем говорили окруженные частоколом дома, где в воротах дежурили крепкие мужики, вооруженные копьями и топорами.

Уже у столицы, слякоть сменила лютая стужа. За два часа лужи покрылись толстой коркой льда, а бесцветная, измочаленная непогодой трава начала хрустеть и ломаться под ногами. Лошади теперь шли бодрее, Лимом спешил, раз мороз сковал дороги, значит скоро придут тульгане. Отряд сошел с переполненной напуганным народом дороги, и двигался по несжатому полю. Сгнивший на корню хлеб рассыпался под напором лошадей, оставляя широкие прогалины позади. Они въехали в деревню. Сразу у крайней хаты, им попались старик и мальчишка, скорее всего внук. Они сидели, привалившись спиной к бревенчатой стене. Дед смотрел прямо перед собой широко открытыми глазами, а мальчишка прижался к костистому плечу старика. Казалось они просто уснули, но неподвижность с которой эти двое встретили воинов, говорила о том, что селяне замерзли. Их изможденные голодом лица, тощие руки, и протертые во многих местах рубахи выдавали беспросветную нищету. Во дворе не нашлось даже дров, хотя в трехстах метрах стояла дубрава, за которой высились башни монастыря.

Лимом отвернулся, и раздраженно хлестнул лошадь, подгоняя скакуна. До зимы оставалось еще три месяца, но холод пробирал до костей. Заунывный ветер гнал верховых к спасительным стенам Ронады. Они еще не раз натыкались на группы несчастных, что пропустили появление стужи. Люди так и лежали у потухших костров, в тех же позах в которых их застала коварная стихия.

Воевода с удивлением припомнил слова Сантара, гнев давно улетучился, появилось чувство вины. За что, Лимом так и не смог понять. У столицы воевода получил известие, что чернь взбунтовалась и осадила царский дворец. Войска собрались подле запертых врат Ронады, ожидая пока подойдут верные короне воеводы. Первый штурм не принес победы дружинникам, в тыл к воинам, в самый разгар боя, зашла вооруженная толпа. Смерды шли от монастыря Святого Кифора, где часом ранее пытались взять приступом стены обители. Войска ударили, бунтари подались назад, сминая сотоварищей и приводя всю толпу в смятение. Не теряя времени, дружина наперла на растерянных повстанцев, и в полчаса разгромила.

С городских стен за разгромом конкурентов, с нескрываемым злорадством наблюдали соратники по бунташному делу. Второй штурм, позволил вскрыть ворота, и занять стены. В течении дня город оглашали воинственные кличи, крики раненных и звон оружия. Улицы переходили из рук в руки, бывалые воины не раз изумлялись находчивости плебса.

Среди воинов пошли слухи о чудном вожаке бунтарей, который сумел организовать захват города и царских складов с зерном. Зерно раздавалось селянам, в счет будущего урожая, не забыли и про городскую чернь. Низы получили хлебные раздачи, взамен ремесленники обязались обеспечить пахарей всем необходимым для посевных работ. Царское зерно быстро закончилось, и бунтари переключились на церковные амбары. Не успели повстанцы вывезти награбленное прочь из столицы, как город осадили возвратившиеся войска. Дружина Бенкарта, запертая во дворце, также вышла в город, и опрокинула бедноту, заливая мощенные деревом улицы кровью восставших.

Отряд Лимома поднялся на стены одним из первых. Воины слажено оттеснили вооруженную толпу от врат, и проложили путь для соратников. К вечеру воевода оказался подле царского дворца, где столкнулся с дружиной Бенкарта. Там же его и арестовали, обвинив в подготовке бунта.

****

Резко очерченный луч упал на скользившую под руками вздыбленную грязь. Кусок черствого хлеба упал прямо в зловонную жижу, свет исчез. Воевода торопливо пополз туда где только, что видел краюху. Темница где его заживо похоронили находилась под монастырем Пророка Кана. Это место считалось гиблым, узники в монастырских подземельях гнили многие годы без права на помилование. Узилище представляло собой каменный мешок, встроенный в подземный этаж крепостной башни. Таких башен, укреплявших стены святого места, было двадцать пять. Монастырь возвышался над южными районами Ронады неприступной цитаделью уже двести лет. За эти годы в его темнице сгинуло пять принцев и два князя, а также без счету аристократов рангом поменьше. Тюрьма отличалась от многих иных в первую очередь высотой потолка в казематах. Заключенный мог туда поместиться только, заползая на животе. Лимом попытался нащупать свод, но едва разогнув руки уперся ладонями в каменную плиту. Положение ухудшало то, что с каждым новым постояльцем потолок становился все ближе. Поскольку отправление естественных нужд совершалось тут же, прямо под себя. Смердящая жижа, местами превратившаяся в плотный перегной, с первых минут одуряла застоявшимися парами аммиака. Раз в день пятно света оповещало о времени кормежки. Отверстия имелись с четырех сторон, и какое откроется на этот раз предугадать было невозможно, потому заключенные извиваясь подобно змеям переползали с одного края каменного мешка к другому. Лимом уже перестал считать дни, в кромешной тьме часы текли незаметно, и в то же время бесконечно долго. Брезгуя поначалу пищей, побывавшей в навозной жиже, уже через неделю воевода с удивительной в подобных обстоятельствах скоростью гонялся за кусками. Приходилось быть начеку, огромные крысы составляли существенную конкуренцию в борьбе за пропитание. Стоило только зазеваться как хвостатые мародеры утаскивали хлеб в норы, испещрившие пол камеры. Лимом пытался копать, разумно предположив, что раз грызуны могут выйти, то и у него есть шанс. Но под толстым слоем перегноя воевода обнаружил узкие отверстия, прорезанные прямо в камне. Вода, единственное, о чем не приходилось беспокоиться. Выступавшая на камнях влага стекала по выточенным в стенах желобам и собираясь в подобии маленького бассейна, уходила через отверстие, которое монахи откупоривали раз в неделю. От постоянной влажности уже через десяток дней появились зудящие пятна на коже. Руки нащупали размокший кусок, зубы жадно впились в вонючую краюху. Привычную тишину разорвал скрежет камней, свет больно резанул глаза, воевода застыл, пытаясь разглядеть кто к нему пожаловал. Нестерпимо яркое пятно перегородило что-то большое, затем перекатившись, с хлюпаньем распласталось в грязи. Скрежет и камень вновь запечатал узника.

Новый постоялец, догадался Лимом. Воевода осторожно подполз к месту где лежало тело. Руки скользнули по открытым ранам, липкая кровь пристала к коже.

— Интересно, кто это?

Неизвестный застонал.

— Какой сегодня день? — прозвучал знакомый голос.

— Не знаю, я потерял счет времени. Кто ты? Почему тебя бросили ко мне?

— Это надо спрашивать у судьи. Помоги мне сесть, у меня сломаны ноги, и порваны связки в плечах.