– Это я виновата, что Зои умерла, – прошептала она ему.
Эрик сидел молча, по-доброму глядя на нее.
– Я видела ее, Эрик. Я видела, как она шла по той дороге, но вместо того, чтобы окликнуть ее и сказать: «Я здесь, давай, я отвезу тебя домой», – просто наблюдала за ней. Я позволила ей идти босиком, надеясь, что к тому времени, когда она вернется домой, ее ноги будут болеть. Я была жутко зла на нее за то, что она снова нуждалась во мне. Я вернулась в свою машину и просто сидела там, наказывая ее. Затем поехала за ней в больницу, прекрасно зная, что ее там нет, что она уже ушла; я же притворилась, что ничего не знаю. Я извинилась за ее поведение и отправилась искать ее. Я думала, что к тому времени она вернется к себе домой. И все это время Зои была одна, действительно нуждаясь в том, чтобы я остановила того, кто похитил ее, потому что, как мне кажется, ее похитили. Я позволила этому случиться, Эрик, потому что на миг забыла… – Слезы на ее глазах были бессильны скрыть застывшую в них скорбь. – Я забыла, что люблю ее, – прошептала Эмили.
Эрик дал ей выплакаться. Ей было о чем плакать, а его молчание и присутствие – все, что ей было нужно на данный момент. Позже он поможет ей исцелиться. Он начнет с самого начала, и на этот раз правильно.
Ей больше не нужно нести это бремя вины в одиночку. Эмили была его пациенткой и будет ею столько, сколько понадобится.
Руперт Дэллоуэй подписал письменные показания с подробным описанием своей причастности к смерти Софии Трендафиловой. В заявлении говорилось, что она была девятнадцатилетней девушкой из Румынии, давшей устное согласие на операцию, так как ей были обещаны деньги, однако скончалась из-за того, что Дэллоуэй произвел над ней незаконную операцию. Он также признался во второй незаконной операции, проведенной в отношении Эмили Джейкобс, хотя в заявлении указывалось, что она не была успешно завершена, поскольку была прервана прибытием полиции. Он еще не признался, каким образом избавился от тела Софии Трендафиловой, и Джеральдин надеялась, что доктор сделает это сейчас, во время второго допроса.
Кроули пока не сказал ничего, лишь назвал свое имя и звание и вообще до сих пор позволял ей брать на себя инициативу. Вообще-то старший инспектор и детектив-инспектор обычно не проводили такие допросы; для этого имелись специально подготовленные сотрудники. Джеральдин знала: для Кроули допросить подозреваемого было его последним «ура!», и, поскольку в начале своей карьеры оба были специалистами по допросам, сержант следственного изолятора не стал поднимать по этому поводу большой шум. Она выдвинула стул, чтобы сесть. Стул рядом с Дэллоуэем был пуст – хирург отказался от адвоката.
Дэллоуэй заговорил первым:
– Как Эмили?
– У нее все хорошо, мистер Дэллоуэй, – ответила Джеральдин. – Ее перевели в хирургическое отделение.
– Пожалуйста, передайте ей мои искренние пожелания скорейшего выздоровления. Мое поведение непростительно, поэтому любое извинение наверняка покажется неискренним, но я хочу, чтобы она знала: мне стыдно за то, что я с ней сделал.
– Обязательно передам. И вы докажете искренность своих слов тем, что сейчас поможете нам. Вы каким-либо образом причастны к смерти Нины Бэрроуз?
Дэллоуэй покачал головой.
– Я не был причастен к ее смерти. – Его лицо было серым и осунувшимся, а сам он выглядел глубоким стариком.
Кроули положил на стол фотографию. Это был снимок ножа, который, как утверждала Шелли, уронила Эмили. Прежде чем заговорить, детектив выждал несколько секунд:
– Мне страшно представить, через что вы прошли. Потерять сына после того, как вы, чтобы спасти ему жизнь, пошли на такие крайние меры… Это страшный удар, и я выражаю вам мои соболезнования. Эмили Джейкобс тоже пережила в этом году неизмеримые страдания, особенно если выяснится, что она невиновна в том, в чем ее подозревают. В настоящее же время ее подозревают в убийстве Нины Бэрроуз. Лично мне кажется почти неприличным допустить, чтобы несправедливость продолжалась, учитывая все, через что она уже прошла. Вы согласны?
Дэллоуэй энергично кивнул.
– Итак, хотя вы утверждаете, что не причастны к смерти Нины Бэрроуз, знаете ли вы кого-нибудь, кто мог бы иметь к ней отношение?
Доктор отвернулся.
– Вы производите впечатление честного человека, мистер Дэллоуэй. Несмотря на преступный путь, который вы избрали, чтобы спасти жизнь вашего сына, я верю, что вы человек, не чуждый моральных принципов. Поэтому, со всем моим уважением, я прошу вас дать честный ответ на мой вопрос.