Вскоре они подошли к гравийной дороге. Джеральдин с досадой посмотрела вперед. Чтобы неслышно подойти к дому, им придется крадучись пойти через цветочные клумбы. Следуя примеру Рут, она осторожно передвигала ноги, памятуя о том, что дом оснащен датчиком, который при малейшем шорохе мгновенно включает наружное освещение. Рядом с «Альфа Ромео» Дэллоуэя были припаркованы еще две машины, одна из которых, как она подозревала, принадлежала Джемме Дэллоуэй. На первом этаже горел свет, но Джеральдин не услышала ни звуков включенного телевизора, ни музыки, ни даже звуков кухни. Эх, лучше б у Дэллоуэев, как у Джейкобсов, на всю громкость был включен телевизор! В их дом могла вторгнуться целая армия, но они поняли бы это лишь после того, как выключили бы свой орущий ящик.
Джеральдин осторожно шла по следам Рут. Если она ошиблась и Эмили в доме нет, инспектор станет отрицать, что это они нанесли клумбам ущерб, обвинив в этом грехе барсука. Она напряглась, услышав голос. «Задняя дверь открыта», – сообщил один из констеблей. Джеральдин мгновенно застыла на месте как вкопанная. Не потому, что она услышала его в наушнике, а потому что, хотя им и было приказано соблюдать конспирацию, чтобы их присутствие осталось незамеченным, лучше бы он не притрагивался к своей рации, – она услышала бы его и без нее. С тем же успехом этот болван мог просто выйти из темноты и окликнуть ее.
– Замолчи! – прошипела в ответ инспектор.
Зря она не приказала им не пользоваться рацией так близко к дому. Или, что еще лучше, не пользоваться ею вообще… Выждав с минуту, Джеральдин похлопала Рут по плечу – мол, можешь идти дальше. Они подберутся к задней двери. Стучать в парадную дверь им нет никакого смысла.
Дэллоуэй в замешательстве уставился на пациентку на операционном столе. Она была в том же состоянии, в каком он оставил ее почти час назад.
Находясь под действием наркоза, Эмили просто лежала на столе. Не считая дыхательной трубки в горле, он не увидел никаких капельниц, никаких инфузий, никаких датчиков кровяного давления. Никаких широких канюль в локтевых сгибах. Лишь все та же розовая канюля, которую он вставил прошлой ночью. Для того количества жидкости, которое понадобится Эмили, ее будет явно недостаточно. Начнем с того, что кровь просто не пройдет через такой узкий просвет.
Он вопросительно посмотрел на Мередит:
– В чем дело? Почему она не готова?
– Спросите у своей жены, – ответила Мередит.
– Ей не выжить, Руперт, – сказала Джемма. Тон ее голоса был холодным. Вернее, ледяным.
Хирург смотрел на жену, желая убедиться, что правильно ее понял.
– Я не могу просто позволить ей умереть, Джемма.
– Придется, Руперт, – сказала она твердо. – Ты сам это знаешь.
– На что ты надеешься? Что я отрежу ей часть печени и просто позволю ей истечь кровью?
– Ты можешь вырезать всю печень, – тихо сказала она.
– Я не убийца! – крикнул он.
– У тебя нет выбора, Руперт. В противном случае все мы попадем в тюрьму.
– Я готов пойти в тюрьму, Джемма, тебе наверняка это понятно! Я готов пойти в тюрьму за то, что уже сделал. Я не позволю ей умереть – она спасает жизнь нашего сына!
– А как насчет нас? – холодно спросила жена. – А как насчет Изабель и Уолтера? Я ведь тоже сяду в тюрьму. Кто будет заботиться о них? Мередит тоже угодит за решетку. Ее сын нуждается в матери. А Шелли грозит срок куда больший, чем всем остальным, – прошипела она.
Дэллоуэй посмотрел на Шелли. Та отвела взгляд, отказываясь смотреть ему в глаза.