У небольшого сарайчика, на шесте рядом с ним – «колбаса», как называют полосатый чулок ветроуказателя, уже люди толпятся, человек восемь. Те, кому в Якутск по делам надо. Ежели на собаках или оленях ехать, не одна неделя уйдет. Только на еду собакам не один мешок рыбы уйдет. Лайки ездовые питаются только ей, как олени ягелем.

Экипаж занял места, Павел дал газу, за хвостом самолета снежная пыль столбом, а «Аннушка» ни с места. Второй пилот и бортмеханик похватали кувалды и вон из аппарата. Надо лыжи оторвать от снежного наста. Один удар за другим. Через несколько минут обе лыжи основного шасси сорваны, за хвостовую лыжу принялись. Очень неудобно, приходится наносить удары из позы в три погибели, мешает оперение. Всё, получилось. Павел прибавил обороты, самолет стронулся с места. Развернулся, второй пилот занял место в кабине, бортмеханик у двери, проверяет билеты. За последним пассажиром втягивает лестницу, закрывает дверь, проходит в кабину. Дверь в пассажирский отсек не закрыта. Не было тогда угонов. Да и угнал бы кто-то из беглых заключенных, куда лететь? До Аляски топлива не хватит, до Китая или Кореи тоже, да и режимы там дружественные, угонщиков сразу выдадут.

Павел на приборы посмотрел. Температура и давление масла в норме, сразу ручку управления двигателем вперед до отказа. На колесном шасси ноги на тормозах, а на лыжном не получится, самолет сразу двигаться начинает, хотя мотор не набрал еще максимальные две тысячи оборотов в минуту. Провожающих, как в больших аэропортах, нет. Промелькнул слева барак и «Аннушка» уже оторвалась от земли. Набрали двести метров высоты, разворот и самолет ложится на курс к Якутску. Высоту набирали, впереди горные хребты. Вроде и невысокие. Но врезаться можно запросто, особенно если видимость неважная и турбулентность. Кидает самолет воздушным потоком вниз на сотню метров, пассажиры говорят – воздушная яма, и встреча с заснеженными вершинами неизбежна. Поэтому хотелось иметь запас по высоте метров пятьсот.

Несколько горных хребтов идут по территории Якутии. Есть горы совсем низкие, как Молотова, фактически ровное плато высотой восемьдесят метров. В противовес горы Победа в 3003 метра, на северо-востоке от поселка Усть-Нера, высшая точка хребта Черского и она же высшая точка Якутии. Немного ниже – 2959 метров Муус-Хайя, или Ледяная гора, что на юго-запад от Оймякона. Так что Якутия – не только тундра, но и горы. И лучше бы на одномоторном самолете над горами не летать.

После вчерашней пурги внизу сплошная белизна, на земле почти никаких ориентиров не видно, да и определиться с высотой визуально нельзя, одна надежда на приборы. Наводку, корректировку, дают радиополукомпасы, работающие от радиомаяков. Ныне такие способы наведения ушли в архивное прошлое, навигация спутниковая, что для кораблей, что для самолетов. Она значительно более точная.

После пурги в атмосфере тихо, нет ветра, нет болтанки. Долетели спокойно, приземлились. А командир авиаотряда к себе требует. Мол – пиши объяснительную по поводу вынужденной посадки. Ведь знает, что садились по неблагоприятным погодным условиям. Это с Зырянки постарались. Им сообщили по рации, что борт с запасными частями вылетел. Через несколько часов они услышали звук мотора самолета в снежной круговерти, а потом он пропал. Обеспокоились – не повернул ли пилот куда-нибудь на запасной аэродром? Отбили радио. А самолет уже сидел на вынужденной недалеко от поселка.

Вынужденная посадка – это брак в работе. Техника не подвела, метеоролог дал неверный прогноз или пилот оплошал? Виновного надо сыскать и наказать, дабы другим неповадно было, а еще срезать премию, у кого она была.

Командир вздохнул.

– А мы планировали представить тебя на классность.

Павел засмеялся. По квалификационным испытаниям пилотам присваивали классы от первого до четвертого. Потом четвертый класс убрали, осталось три. Летчик высшего, первого класса должен был осуществлять взлет и посадку при нижней границе облачности восемьсот метров и видимости шестьсот метров. Павел такие трудные посадки имел по нескольку в месяц, а вынужденную посадку провел при видимости метров сто – двести, а нижнюю границу никто определить бы не смог, сплошная снежная пелена. К тому же под ним не аэродром был, где посадочная полоса подготовлена, есть ближний и дальний привод, где ВПП бетонная и подвохов в виде камней или деревьев ждать не приходится. Сказал лишь в свое оправдание:

– За такую посадку свечку в церкви ставить надо, хоть я и неверующий. Видимость максимум сто метров и пурга. Сел вообще не на площадку. В Зырянке света не было, ни одного огонька не видно.

Черт с ней, с классностью, хотя обидно. За каждый класс доплаты к зарплате, но начинаются они с четвертого, самого низкого. И при условии, что налет в месяц не меньше 90 часов. Обычно после выпуска из одного из авиаучилищ Гражданского воздушного флота, коих четыре – Ульяновское, Бугурусланское, Краснокутское и Сасовское, молодой пилот начинал вторым на Ан-2, года через три становился командиром этого самолета. Затем следующая ступень – Ли-2. Немного позже, с появлением Ил-12 или Ил-14 уже на них. С этих самолетов на Ан-24, первые турбовинтовые.

Доплат жаль. Хоть есть классность, хоть нет, а рисковать приходится одинаково, и налет у него приличный, за месяц по сто пятьдесят часов, переработки. Они тоже оплачиваются, но выматывают.

Командир авиаотряда сам пилот, понимал нелепость обвинений в вынужденной посадке. Пилот сохранил самолет, людей, груз. Причем груз доставил, генераторы быстро отремонтировали. Но отреагировать положено.

– Ладно, напишем – проведена работа. А вообще, с такими навыками тебе в Полярной авиации работать надо. Свободен.

Полярная авиация была создана еще до войны. Ее летчики обслуживали местности за Полярным кругом, в высоких широтах. Применительно к Якутии – Тикси, Нюрба. Ледовая разведка для проводки судов по Северному морскому пути, заброска метеорологов, геологов на побережье северных морей, высадка зимовщиков на дрейфующие льды. Летали пилоты Полярной авиации на Ан-2 и Ли-2, самолетах – мало приспособленных для работы в таких жестких условиях. Павел отдавал должное умению и смелости летчиков-полярников, но сам переходить в их когорту не хотел. Приключений и морозов хватало и здесь. В Якутске хоть кинотеатр есть, все же культурный очаг. А у полярников ледяное безмолвие. Сколько самолетов и экипажей погибло и пропало без вести в северных широтах – не счесть.

Да еще интерес в Якутске появился. Случайно познакомился с девушкой. Оказалось – врач, после института направлена на работу. Никто после вуза работу себе не выбирал. Куда государство в лице министерства направило, туда выпускник ехать обязан и три года отдать. За эти три года столько событий могло произойти! Женился, на работе начался карьерный рост, да не чиновный. Из инженера начальником участка стал и перспектива есть. А еще и служебное жилье получил. И как после этого уезжать? Так и комплектовало государство специалистами отдаленные местности. Все богатство земли обычно в труднодоступных местах – Якутии, Колыме, Чукотке. Там и золото, и алмазы, и газ, и нефть. Только взять эти ценности очень трудозатратно и тяжело.

В общем, вынужденная посадка обошлась без последствий. Прошло два месяца, может – немного больше. Утром по радио объявили о тяжелой болезни товарища Сталина, нарушение мозгового кровообращения. В газетах заключение лечащих врачей – сплошь светила отечественной медицины.

Многих тогда это сообщение потрясло, лица хмурые. Павел, как и другие фронтовики, к Сталину относился без пиетета. Газеты в сорок пятом вещали, что он выиграл войну. А Павел считал – народ напряжением всех сил и большой кровью. Если Сталин гений, почему проспал подготовку немцев к войне? Почему армия оказалась не готова? Мало того что не отмобилизована, так еще все склады и запасы недалеко от границы и попали под первоначальный удар. И в дальнейшем все стратегические операции спланированы Генштабом, Шапошниковым, а претворены в жизнь командармами. Да и мог ли Сталин с незаконченным семинарским образованием давать ценные советы генералам и маршалам, имевшим фронтовой опыт? Сталин и летать боялся и на фронт не выезжал, хотя была картина одного художника – «И. В. Сталин на фронте». Кто из фронтовиков дошел до Германии, кому повезло дожить, своими глазами видели жизнь простых немцев, могли сравнить и с жизнью в СССР. И сравнение было не в пользу коммунистического режима. Да еще после войны власть к бывшим фронтовикам отнеслась жестоко. Перестали доплачивать за ордена и медали, хоть выплаты скромные были, однако позволяли выжить. Обиженные фронтовики давали свои награды играть малолетним сыновьям. А еще, чтобы не портить вид городских улиц, из Москвы и городов союзного подчинения выселили силами милиции безногих инвалидов. Нечего кататься на деревянных тележках, вместо колес которых стояли подшипники. Подшипники гремели, стучали об асфальт деревяшками, которыми инвалиды отталкивались. А еще попрошайничали, поскольку пенсии по инвалидности мизерные.

Почти все фронтовики свое отношение к усатому грузину скрывали, иначе можно было угодить в лагерь. Не доверяли даже женам, было много случаев, когда они доносили на мужей. Считалось – проявили бдительность, выявили скрытого врага.