Евсей Данилович, пораженный, поднялся с валежины, ему захотелось успокоить парня. Мало ли что может наговорить человек в гневе, тем более что пережил он, как видно, не мало… Оказывается, Балбар на него затаил обиду. Ишь как напружинился весь…
— Ты вот что, возьми-ка себя в руки. Кажется, не маленький. Хочешь объясниться? Так давай по-хорошему. Слышишь? — Евсей Данилович хотел дотронуться до его плеча, но Балбар дернул плечом и попятился.
— Не подходи! Я за себя не ручаюсь…
— Ну-ну, перестань. С ума, что ли, сошел?
— Не подходи! — Балбар угрожающе вскинул палку. Лицо у него побледнело, а в глазах застыла ярость. — Я два года мордовался из-за вас, все потерял, а теперь вы меня еще учите, как надо жить!
Евсей Данилович смотрел Балбару в глаза.
— А ты ведь трус, Балбар. Боишься сам себя. И человек ты несправедливый. Ищешь виноватых… Эх, Балбар, Балбар… Брось палку сейчас же!
Мечущийся взгляд Балбара не выдержал спокойного и требовательного взгляда синих прищуренных глаз Евсея Даниловича. Палка в его руке стала тяжелой, будто в один миг налилась свинцом, он выпустил ее и, плохо соображая, что натворил, обмяк весь, уронив голову на грудь.
Евсей Данилович отошел в сторону.
— Болтаешь, отчета своим словам не отдаешь. Два года… Подумаешь, страдалец невинный. А ты знаешь, что если бы не мы, то тебе бы пришлось пять лет тянуть! Я сам мотался из-за тебя как угорелый по районным организациям. А Банзар Бимбаевич до республиканского прокурора дошел, чтобы добиться… Эх, ты…
В горле у Балбара застрял противный комок. Горящая сопка, и лес, и это вспаханное поле потеряли зримые очертания и стали расплываться в его глазах как в тумане. Таким бессильным, как сейчас, он еще никогда себя не чувствовал. И сказать ничего не мог. А надо было что-то сказать… На минуту стало очень тихо, будто все звуки жизни разом исчезли куда-то.
— Ну вот что, Балбар, иди отсюда, — далеким холодным голосом проговорил парторг. — Я немного поторопился с тобой. Одним словом, ты здесь не нужен. Ступай на табор. Без тебя управимся.
Смысл этих слов не сразу дошел до Балбара, и опомнился он только, подойдя к тому пню, у которого оставил свою куртку и мешок. Бессознательно избегая встречи с Володей, юркнул в кусты и, пробираясь сквозь заросли, напрямик двинулся в сторону табора. Мысль, что его прогнали, словно не нужного никому пса, пронзила Балбара неожиданной болью, уже когда он вышел на дорогу и поплелся между соснами, чувствуя себя до слез униженным и одиноким. «Вы не знаете меня, не знаете, — мысленно уверял кого-то Балбар, — я докажу вам, вот увидите, докажу!»
17
Старики во главе с Гатабом остались одни. Бригадир отвел им небольшой участок от негустой рощицы и до белого бугра. Там легче было справиться с огнем. Как только трактор провел борозду, старики, не теряя времени, расчистили по обе стороны от нее землю метров на тридцать. Их было девять человек, но работали они целый день, не разгибаясь: орудовали лопатами, таскали хворост и складывали в бурты. Вечером Гатаб оглядел участок и остался доволен:
— Ну, вот… Теперь огонь испустит здесь дух, как дикий зверь сожрет в последний раз пищу, которую мы ему приготовили.
На ночлег старики решили устраиваться отдельно, чтобы не мешать молодежи, да и самим не стесняться — мало ли о чем надо поговорить.
Красные языки костров на майле[12] жадно лижут темное небо. Расположившись полукругом, чинно сидят старика у своего костра, пьют из манерок густой зеленый чай, шумно прихлебывая, и ведут неторопливую беседу. О том, что давно уже не было такого засушливого лета и что пастухам некуда стало гонять скот. Нити разговора переплетаются в неприхотливом простоватом узоре. Старцы ведь не одолели грамоты — слишком поздно увидели букварь, поэтому их слова и мысли не знают больших дорог. Зато память у них особенная. О прошлом старики вспоминают по событиям, как по вехам: вот, мол, помните, в год коллективизации, когда у кого-то родилась двойня, или перед войной, когда умер старик на покосе, или кто-то женился в ту весну, когда перед праздником Первого мая выпал большой снег? Им есть о чем поговорить! Далеко пролегли дороги их сыновей и внуков. А ведь раньше буряты не выезжали дальше степей и гор, где паслись табуны да отары овец…
Старый Гатаб, опорожнив манерку чая, вытер пот и заговорил с доброй усмешкой:
— Поглядел я сегодня на трактор и вспомнил давнее время. Помните ли вы, друзья мои, первый трактор, который пришел к нам?