– То есть именно это ты и будешь делать, – сказал Лепид. – Ты же один из жрецов.

– А также консул, – добавил Цезарь, и я услышала нотку разочарования в его голосе. – Достоинство консула несовместимо с действиями жреца луперкалий.

– И кто создал это противоречие? – обратилась я к Цезарю, удивив его. – Разве не ты назначил Антония на две взаимоисключающие должности?

Цезарь поморщился: он не любил, когда я укоряла его, тем более при людях.

– К чему ты клонишь? – холодно спросил он.

И тут я поняла: сам факт, что они приглашены сюда женщиной, выбивает их из колеи. Римлянки заняты домом и не проявляют самостоятельности в иных сферах, а я, иностранная царица – единственная особа женского пола в Риме, имеющая возможность держаться с ними наравне. Приглашать их к себе, задавать вопросы и давать советы, не относящиеся к домашним делам.

– Вот к чему, – сказала я, поднявшись. – Тебе пора во всеуслышание объявить о намерении стать царем – или об отсутствии такового. А какое время подходит для этого лучше, чем луперкалии? Ты будешь на возвышении, почти на сцене, у всех на виду. Надо перехватить инициативу, выступить и объявить народу то, что ты хочешь ему сообщить.

– А что я хочу сообщить? – спросил Цезарь и подался вперед, опираясь на костяшки пальцев.

– А уж это тебе решать, – ответила я. – По моему разумению, стоило бы успокоить народ, заявив, что ты не хочешь становиться царем. – Я помолчала. – Разве тебе недостаточно этих фальшивых историй, этих пятен на репутации, когда невесть кто приветствует тебя как царя, когда чьи-то руки надевают короны на твои статуи и пишут республиканские лозунги на преторском кресле Брута?

Он вздохнул.

– Да, действительно, меня они донимают.

– Тогда кончай с ними! Один из вас – Антоний или Лепид – предложит ему корону прямо на ростре, на луперкалиях, на глазах у всего Рима. Сделать это нужно как можно демонстративно и театрально. А ты, Цезарь, должен решительно от нее отказаться – точно так же демонстративно и торжественно. Потом твой отказ занесут в анналы храма Юпитера на Капитолийском холме.

Несколько мгновений все молчали. Глядя на Цезаря, я поняла: если он недоволен, то только тем, что не сам до всего додумался.

– Очень умно, – наконец признал он. – Да. Это послужит ответом тем, кто мутит воду.

– При условии, что ты стремишься именно к такому ответу, – сказала я. – Ты должен заглянуть в свое сердце и убедиться.

Глаза его вспыхнули, и я поняла, что зашла слишком далеко. Мне следовало задать этот вопрос с глазу на глаз. Однако ответ был нужен сейчас, чтобы Антоний и Лепид знали, что им предстоит сделать.

– Что ж, – проговорил Цезарь. – Я уверен. Я не буду царем в Риме и не желаю им быть.

Одна ли я уловила эту тонкость – «царем в Риме», а не «царем Рима»?

– Значит, ты согласен с моим планом? Тебе предложат корону, а ты откажешься от нее? Кто это сделает: Антоний или Лепид?

– Я предложу корону, – сказал Антоний. – Меня уже знают как человека, способного на самые невероятные выходки, а у Лепида репутация более серьезного человека.