Обезьянка тряслась от ужаса, но я не могла разобрать, укушена ли она – Касу не выпускала хвоста из лапок. Когда я увидела, что под ее пальцами он распухает, все стало ясно.

– Кобра цапнула ее за хвост, – сказала я Ирас и обратилась к зверьку: – Касу, разожми пальцы! Мне нужно взглянуть на ранку.

Но обезьяна то ли не понимала, то ли не слушалась, а разжать ее хватку у меня не хватало сил.

– Нужен жгут! – воскликнула я. – Хвост укушен у самого кончика, мы можем перетянуть его жгутом и остановим яд.

Трясущимися руками я вытянула кожаный ремень, удерживавший одеяльце на корзине, перевязала им хвост обезьянки посередине и затянула узел как можно туже.

– Позови охрану, – велела я. – Нужен кто-то покрепче нас, чтобы разжать ее хватку. Тогда можно расширить ранку и отсосать яд, пока он не распространился.

Неожиданно Касу обмякла: страх и потрясение привели к тому, что она лишилась сознания. Ее пальцы разжались, и я смогла увидеть ранку. Всего лишь царапина – видимо, ядовитые зубы задели хвост вскользь.

– Благодарение Тоту! – выдохнула я.

Похоже, бог мудрости с ликом бабуина защитил дитя своего племени от царской кобры.

Неудивительно, что наутро меня пробирала нервная дрожь, хотя снаружи ярко светило солнце. Я стояла в тронном зале рядом с Аманишакето и ожидала пленника. Ночь исчезла вместе со змеей, и сейчас обе они казались нереальными.

Аманишакето была наряжена в огненно-красное одеяние с накидкой, расшитой синими бусинами. Она снова надела множество тяжелых золотых украшений, включая нубийскую корону с двумя кобрами. Венец фараонов Египта изображает кобру – священный урей; две золотые змеи, обернувшиеся вокруг чела кандаке, придали ночным событиям особую окраску.

Двери в дальнем конце зала распахнулись, и два огромного роста стража ввели юношу. Его руки и ноги сковывали цепи, а на шею давило ярмо.

Меня поразило его удивительное сходство с моим покойным братом: и рост, и телосложение, и черты лица его были таковы, что человек, видевший настоящего Птолемея лишь мельком или издали, вполне мог обмануться. Когда юноша заговорил, стало ясно: он надеялся завоевать сторонников своими речами. И тембр голоса, и произношение, и обороты речи – во всем он весьма умело копировал моего покойного брата. Несомненно, он имел возможность в течение долгого времени присматриваться к Птолемею и изучать его привычки. Возможно, служил при дворе.

Даже в оковах он держался прямо, а голос его звучал решительно.

– Приветствую тебя, моя благородная сестра.

Ничего не скажешь, смелый малый. Увидев меня, он не растерялся – это заслуживает восхищения.

– Я тебе не сестра, – последовал мой холодный ответ. – В наших жилах течет разная кровь.

– Я понимаю, ты пытаешься убедить других, но мы-то с тобой знаем правду. После битвы на Ниле ты вообразила, будто избавилась от меня навсегда, но я спасся и скрылся, предоставив вам с Цезарем возможность использовать плоды победы. Однако теперь Цезарь покинул Египет, и ты осталась одна.

– Не совсем, – холодно промолвила я. – Со мной три легиона.

– Легионы? Римляне? Думаешь, они станут сражаться без своего вождя? Не надейся. Иностранцы бросят тебя в решающий момент. С твоей стороны разумнее признать мои права и восстановить меня на троне. Не забывай, что Цезарь провозгласил меня твоим соправителем, а наш отец завещал нам царствовать вместе.