Именно в этот момент я поняла, что обычным ритуалом все не закончится. А когда в комнату внесли двух живых куриц, стало вовсе не по себе. Сжав до побеления руку горничной, я напряглась, ожидая чего-то плохого. Но даже там, в потаенных уголках моей фантазии, не было подобного исхода событий!
Вознеся нож к потолку, старуха закрыла глаза, бормоча что-то совсем неразборчивое, а затем воскликнула:
— …Да прими ты душу Самира!
Лязг металла, два простых движения — и сердце курицы осталось у нее в руке. Но не успела я хоть как-то на это отреагировать, как послышался хрип Алекса. Звуки, доносившиеся из его рта, четко напоминали те, что издает человек, захлебываясь. Бросив руку девушки, я растолкала толпу, пробираясь вперед.
Кроуфорд просто захлебывался кровью, она текла из глаз, ушей, из области сердца. Его тело тряслось, будто в приступе эпилепсии. Без сил упав на пол, альфа умирал.
— Алекс! — воскликнула я, сделав шаг вперед. Все вокруг просто стояли и смотрели с каменными лицами, будто происходило нечто совершенно нормальное и обыденное. Ничего страшного. Просто, мать вашу, человек корчится от боли! — Черт подери, да сделайте хоть что-то!
Никто не отреагировал на мои слова, лишь странно посмотрели. Будто на идиотку! Утирая слезы, пытаясь угомонить бешеное сердцебиение, я бросилась вперед, желая хоть как-то помочь мужчине!
— Остановите ее! — воскликнула тетушка Зельда, кивнув на Романа. Тот тут же перехватил меня, крепко сжимая в своих объятиях, что даже дышать было тяжело. Но я по-прежнему видела мучения Алекса. Как жизнь медленно вытекает из тела, покидая его с каждой каплей крови.
— Зачем вы делаете это? Зачем мучаете его?! — от ужаса происходящего голова шла кругом, желчь обжигала горло. Снова обведя взглядом комнату, я видела лишь равнодушие. Никто не пытался помочь Кроуфорду. А ведь он был их предводителем!
— Ритуал освобождения заключается в том, чтобы освободить умерших волков от стаи. Сделать их вольными. Для этого Зельда заставляет альфу пережить смерть Самира… А после еще и Лекса, — спокойно шепнул мне на ухо Роман, как-то уж слишком близко прижавшись губами к коже. И говорил он это так, будто это глупое заявление могло расставить все точки над «i». — Просто потерпи. Скоро все закончится.
Бросив странный взгляд на Романа, я подметила, что он неожиданно перешел на «ты», хотя лицо его было таким же каменным, как и обычно. Видимо, оговорился. Не столь важно.
И правда. Две долгие минуты длиною в жизнь — и Алекс умер. Точнее «умер». Потому что после этого кровь, растёкшаяся по всему полу, растаяла на глазах. Будто высококлассный фокус! А Кроуфорд просто встал в прежнюю позу, даже не пытаясь повернуться и что-то сказать.
— Келли позаботится о моей жене, — грубо отрезал Алекс. От приказных ноток в его повелительном баритоне я почувствовала, как Роман немного вздрогнул, после чего передал меня горничной, которая, к слову сказать, держала не менее крепко, чем Роман. Только не прижималась так близко, соблюдая некую дистанцию. — Продолжайте, тетя Зельда. Закончим же с этим поскорее.
— Терпи, мой мальчик, — сочувственно поджала губу старушка, странно глянув на меня. — Каждый несет свой крест.
Во второй раз все было еще ужаснее. Зельда полностью повторила смерть Лекса, выстрелив в курицу из пистолета, после чего прострелила ей голову.
Алекс Кроуфорд умирал долго и мучительно. Его тело крутило минут десять. Клыки то проявлялись, то исчезали. Иногда мне казалось, что кожа покрывалась шерстью, но я промаргивала слезы, и все становилось, как было.
Все те же судороги, все те же страдания. Алекс старался терпеть, прикусив губу. Истекая кровью, распластавшись на полу… Даже сейчас он выглядел сильнее всех вокруг. И тем не менее волк в нем медленно и верно умирал, заставляя мужчину испытывать жуткие боли. Острые, жгучие, невыносимые.
Казалось, я чувствую все то же самое. Вздрагиваю, когда это делает он. Корчусь, когда из губ его слетает очередной вой.
А затем альфа замер. На лбу его появилась алая точка, взгляд был пустым, отсутствующим. Эта пустота в глубинах его темных глаз пугала меня, вызывала мурашки.
Да и вообще весь ритуал оставил на судьбе рубец. После него невозможно было остаться прежней.