— Ну, так наливайте, пейте, закусывайте и песни заводите! — сказал сват и, наклонившись к Марфе, тихо произнёс: — Я отойду ненадолго. Гости тут уж и без меня добра с горелкой управляются.

Мирон спешно выскочил на двор и в свете большого яркого костра стал вглядываться в толпу. Никто не обращал на встревоженного свата внимания, а ему это было и на руку.

Мирон в сердцах зло выругался. Но вот его взгляд наткнулся на деда Лявона. Старик многозначительно чуть кивнул головой и опять, смешно вытянув шею, незаметно указал бородой в сторону околицы. Мирон кинулся туда. Он уже понял, где и кого надо искать…

Степан с нетерпением и страхом ожидал появления Химы. Вспотевшая рука сжимала кусочек свадебного каравая, обёрнутого в тряпицу. Стоя под раскидистым дубом на краю села, он напряжённо вслушивался и вглядывался в окружающий ночной сумрак. Встреча назначена здесь. Приказчик уже жалел, что сам выбрал это место. У этого дуба постоянно назначают свидания влюблённые парочки, и не дай бог, если его заметят тут с ведьмой, да ещё в такой час! Быстрее бы она явилась, эта чёртова Хима! А ещё лучше было бы, чтоб дочку свою прислала. Как не крути, а с девкой и спокойнее и приятнее иметь дело.

И вот слух Степана уловил в темноте осторожный шорох шагов. «Ну, наконец-то!» — с облегчением подумал он и повернулся навстречу Химе.

— Хима, ты? — нетерпеливым шёпотом спросил приказчик.

— Ага, я, — ответила появившаяся тень, и тут же в глазах Степана вспыхнул веер искр, на мгновение сменившийся яркими разноцветными кругами.

Больше приказчик ничего не успел заметить. Такой красочный фейерверк Степану преподнёс удар сокрушительной силы, который на время вышиб из него сознание.

Очнулся приказчик от встряски. Открыв глаза и разглядев во тьме перед собой перекошенную рожу Химы, он заорал не своим голосом.

— Замолчи, окаянный, — злобно прошипела старуха и грязной рукой зажала Степану рот.

Тот судорожно отдёрнулся и попытался вскочить.

— Тхы што этхо тхворишь?! — опять закричал он. — Мы тхак не уховаривалих! Пошто бить-тхо?

Сочившаяся из носа кровь, распухшие губы и выбитый зуб до неузнаваемости коверкали речь приказчика. Сам он в горячке этого пока не замечал.

— У-у, дурачище! — Хима со злостью ткнула Степана костяшками пальцев в лоб. — Повезло тебе, что не я стукнула — век бы не очухался. Де каравай?

Приказчик встрепенулся и испуганно потрогал разбитое лицо. Запоздало поняв вопрос, засуетился, завертел головой и начал суматошно шарить руками по траве.

— Понятно… — мрачно выдохнула старуха. — Можешь не егозить: забрали твой каравай.

И только сейчас до Степана дошло, что у него и губы разбиты, и зуб выбит, и всё это из-за какого-то несчастного кусочка пирога…

Окончательно приходя в себя и ощупывая разбитое лицо, приказчик вдруг почувствовал что-то за пазухой. Быстро сунув туда руку, он вытащил… зеркало. Зеркало, которое совсем недавно дарил Прохору и Марыльке. Степан растерянно замер, переводя испуганный взгляд то на Химу, то на не подаренный подарок. В страхе перед ведьмой он не знал, что сказать и что делать с этой вещью.

Глядя на перекошенное от страха и перепачканное кровью лицо приказчика, Хима пожалела, что связалась с этим ничтожеством. Уже уходя, она злобно бросила на прощание:

— Себе оставь… Долго ещё будешь в нём разглядывать свою побитую рожу…