Объявление рядом гласило:

Двое немолодых мужчин возле доски с объявлением что-то горячо обсуждали. Валя, подойдя поближе, узнала в одном из них пожилого директора совхоза, дочь которого жила в их доме. Он частенько гостил в семье дочки, и весь двор его знал.

— Почему бы не пойти, — говорил он другому, — они же обещают дать работу в соответствии с занимаемой должностью, ну или по крайней мере — с мастерством. Я всё-таки не только директор, но и по образованию агроном.

— То есть ты на немцев работать хочешь, — вроде бы даже и не спрашивал, а констатировал его собеседник.

— Не хочу, конечно, я ж не сумасшедший. Но ведь ты пойми: у дочки муж в армии — командир, да ещё политрук[37], а с ней малышей двое. Как она жить будет? Я хоть подкармливать их смогу. И, говорят, фрицы не щадят семьи политработников, а так, может, я прикрою. А если буду скрываться, всё равно кто-то донесёт и расстреляют.

— Дочку с малышами, оно, конечно, прикрыть надо, это я понимаю… а только не верю я ихней пропаганде. Чего ради они на оккупированной территории хорошую работу будут раздавать, да ещё платить за неё? И почему только для коммунистов и руководителей отдельный приказ? Нет, Иван, тут что-то не так. Не ходил бы ты…

— А ты что будешь делать? Ну, ты не коммунист… всё одно потребуют зарегистрироваться.

— Я, может, в горы пробираться буду. Там, говорят, отряды партизанские собираются…

Валя не услышала окончания разговора — постеснялась остановиться и дослушать, пошла дальше. Мама не велела отходить далеко от дома, но Валя решила, что базар-то совсем рядом. Она только глянет, есть ли там кто-то, меняют ли какие-то продукты на вещи, может, немцы не запретили торговлю-обмен… А если базар работает, они с мамой потом вдвоём пойдут.

Она шла тихими переулками старого города, а в голове крутился услышанный разговор. Ведь и правда — какой у людей выбор, думала девочка. Идти регистрироваться — значит работать на немцев, не идти — на что жить? А вдруг ещё и правда расстреляют… Как тогда будет без поддержки отца эта женщина с малышами, дочь директора совхоза? Валя не понимала, есть ли правильное решение у этой задачи.

Задумавшись, она вышла к базару. Взгляд рассеянно зацепился за что-то необычное в высокой старинной арке базарных ворот. Вскинула глаза. На арке висел человек. Страшное посиневшее лицо и вывалившийся язык, открытые глаза, будто смотрящие на неё… На груди повешенного болталась доска с какой-то надписью. Она вскрикнула, развернулась — убежать — и увидела, что на старой шелковице посреди площади висит ещё один. Крик застрял в горле, и Валя помчалась не разбирая дороги. Задыхаясь не столько от бега, сколько от ужаса, девочка влетела в знакомый маленький дворик в переулке за глиняным забором и прямиком попала в объятия Шушаны, которая едва успела подхватить Валю, чтобы та не упала и не сшибла её саму.

— Валя, что?.. Что ты? Тише… тише… Не бойся. Ты же у нас… — Маленькая худенькая Шушана изо всех сил обнимала девочку, гладила по голове, по плечам, давая отдышаться и успокоиться. — Откуда ты?

Валя только показала рукой в сторону улицы и всхлипнула, не в силах ничего объяснить.

— Ты у базара была? — догадалась Шушана.

Та кивнула.

— Видишь, как они порядки наводят. Сразу двоих повесили. Просто чтобы остальных запугать. Не ходи туда, детка. Не ходи… — Шушана всё ещё покачивала её, как маленькую, в такт словам. — И почему ты одна ходишь? Мало ли что… мать-то знает, где ты?

Валя помотала головой.