– Так, значит, месье Сергий, – сказал император французов, – вы действительно не собираетесь требовать моего отречения или каким-то другим способом свергать меня с французского престола?
– Разумеется, не собираюсь, – ответил я, – да и зачем? Моя задача – сделать так, чтобы вы, месье Буонопарте, поняв бесперспективность этого занятия, никогда больше не пытались нападать на Россию. Если вы согласны на это простое правило, то мы можем разделить Европу и весь мир на две половины, и русские с французами будут являться его совладельцами. Вопрос, понимаешь, только в том, как обеспечить чистоту эксперимента, чтобы ни одна из сторон не возжелала нарушить его правила. Если это удастся, то тогда все остальные, включая заносчивых британцев, могут катиться к дьяволу, потому что их время ушло.
– Месье Сергий тоже не любит британцев? – понимающим тоном спросил Наполеон.
– Не то слово, месье Буонопарте, – ответил я, – меркантильные, беспринципные, не держащие своего слова люди не нравятся никому, но сейчас это не предмет обсуждения. Сейчас мы говорим о русско-французских отношениях, в которых пока что тоже не все ладно…
– Я вас понял, месье Сергий, – кивнул Бонапарт, – но должен сказать, что эти неурядицы возникли отнюдь не по моей вине. Пять лет назад я уже побеждал русского императора Александра, и, не вторгаясь на территорию России, учинил с ним мир в городе Тильзите на реке Неман, но, к моему сожалению, условия того соглашения были грубо нарушены, в результате чего я был вынужден начать против него новую кампанию…
– Франция, – сказал я, – продает в Россию одни предметы роскоши и почти не дает товаров машинной выделки, остро необходимых русскому хозяйству. Кроме того, вы не закупаете в нужных количествах хлеб, пеньку, лен и корабельный лес – то есть все то, что является предметом традиционного русского экспорта в Англию. Если всерьез придерживаться вашей программы, то русская казна перестанет пополняться пошлинами и налогами, разорятся многие купцы и заводчики и целые области придут в запустение. И это факт. Ваша континентальная блокада, конечно, создала британцам некоторые затруднения, но она также вызвала ненависть к вашей империи со стороны многих европейцев, а также подстегнула контрабандную торговлю. В некоторых случаях контрабанда идет буквально на государственном уровне, потому что королям и герцогам тоже хочется кушать. Дальше понимайте сами, стоит метаться и ремонтировать эту протекающую во всех местах плотину или попробовать вместо Континентальной блокады придумать что-нибудь более эффективное…
– Месье Сергий, – угрюмо спросил Бонапарт, – если вы предлагаете нам померяться силами с британским флотом, то должен вам сообщить, что это мы уже пробовали и были разбиты…
– Значит, плохо пробовали, – ответил я. – Вот старики римляне, являясь сугубо сухопутной державой, схлестнувшись с карфагенской талассократией, поначалу тоже терпели на море одни поражения. Но потом они, упрямцы такие, примерились, поднабрались опыта и разнесли этот Карфаген к чертям собачьим в пух и прах… Воевать с Британией на море очень даже можно, особенно если иметь определенную решимость и готовность использовать для победы любые методы. Тут главное – настойчивость и упрямство… Затоптать все возможные очаги сопротивления в тылу, наладить дружеские отношения с Россией, и все силы вложить в строительство флота, который смог бы преодолеть Ламанш и высадить десант на британском берегу. Последнее усилие. Все для фронта, все для победы.
Бонапарт посмотрел на меня и вздохнул.
– И все же, месье Сергий, – сказал он, – я сомневаюсь, что задуманное вами удастся осуществить. Причем сомневаюсь не только в том, что у нас получится победить британцев на море. Возможно, вы правы и при надлежащем упрямстве с это вполне возможно. Сомневаюсь я и в том, что даже с вашей помощью удастся договориться о надежном мире с Россией. Ибо те, с кем можно договариваться и кто честно держит слово, ничего не решают, а тот, кто решает – с тем договариваться бессмысленно, потому, что он не держит своего слова. Конечно, лучше быть императором Франции, чем вашим пленником, но все же, как человек чести, я не хотел бы давать вам невыполнимых обещаний, потому что я ввязываюсь в бой только в том случае, если уверен, что имею шанс в нем победить…
– А вы, Михаил Илларионович, что, скажете? – спросил я, повернувшись к Кутузову.
Старый лис Севера посмотрел на меня своим одним глазом и угрюмо проворчал:
– А что я вам, Сергей Сергеевич, могу сказать? Вот если вдруг государь-император Александр Павлович сам по доброй воле решит отречься от престола, оставив его младшему брату – в таком случае я, конечно, соглашусь быть и Наставником, и Великим канцлером, и всем кем захотите. Но это только если по доброй воле и без всякого насилия. А в остальных случаях я пас. Это вы как самовластный государь можете тут рассуждать с Бонапартием о том, плохой Александр Павлович царь или хороший, а я не могу, ибо это есть измена, мятеж и потрясение основ. Вы уж извините старика, если что, но я тут пас…
– Хорошо, господа, – сказал я, – я вас понял и мы продолжим этот разговор позже, когда прояснятся смущающие вас обстоятельства. Как я понимаю, после битвы вы, Михайло Илларионович, отослали в столицу гонца с донесением?
– Отослал, – кивнул Кутузов, – и сейчас он как раз должен подъезжать к Петербургу. Ответ государя с указаниями по поводу дальнейших действий в кампании поступит дней через пять… или поболее, если Александр Павлович не найдет сразу что ответить, уж больно необычные обстоятельства вы тут учинили. Распишут ему все в цветах и красках, а он человек такой, мнительный.
– Ну, вот и отлично, – сказал я, – значит, мы снова встретимся после того, как гонец привезет вам ответ. Хотя я не исключаю, что царь Александр лично явится в лагерь вашей армии, чтобы посмотреть на такую диковинку, как явившийся неизвестно откуда Артанский князь, и провести с ним переговоры.
– Да, – подтвердил Кутузов, – может быть и так, как вы говорите. Как смолкает гром пушек, государь-император Александр Павлович тут как тут. В таком случае вам самолично придется вести с ним переговоры, а вот о чем, это уже вам решать. Но только тогда это случится – недели через две или поболее… С курьерской скоростью на перекладных императоры не ездят.
– Тогда быть посему, – сказал я, вставая. – Александра Павловича я возьму на себя, а потом мы все втроем снова поговорим по поводу вновь открывшихся обстоятельств.
Четыреста шестьдесят седьмой день в мире Содома. Утро. Заброшенный город в Высоком Лесу, Башня Силы.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.