В общем, я рассказала ему и о грязных башмаках, и о зеленой двери, и о том, что слышала тогда какой-то странный глухой стук – словно кто-то прыгнул или захлопнул дверь.
– Но кто-то совершенно точно знает, что именно тогда случилось, – сказала я. – И этот кто-то явно предупреждает меня: держись от тех событий подальше. Но мне кажется – после всего того, что я сегодня сумела вспомнить, – что это вполне мог быть Милки. – И я рассказала, как Милки пытался передо мной извиниться – за то, что случилось в тот день под Перечницей, а возможно, и за что-то еще. – Понимаете, Джером, было видно, что ему не по себе от этих воспоминаний. И он, по-моему, хотел еще о чем-то мне напомнить. Если бы сейчас у меня была возможность с ним поговорить, я бы наверняка выяснила, в чем еще он собирался мне признаться.
– Может быть, – сказал Джером. – Но мне думается, что сперва нам следует…
Он не договорил. Дверь в учительскую внезапно распахнулась настежь, и туда буквально влетели Филип Синклер и Эрик Скунс. Лицо у Скунса было цвета пармской ветчины, а у Синклера – белое как мел. Увидев меня, Скунс резко затормозил, и на лице его появилось какое-то странное выражение. А Синклер бросился прямиком к телефону и набрал какой-то номер из трех цифр.
– «Скорая»? Это школа «Король Генрих». Вход со стороны театра, – сказал Синклер. Затем он буквально рухнул в кресло, стоявшее у телефона, и пояснил тому, кто был на том конце провода: – Поторопитесь, пожалуйста. Мне кажется, имел место жуткий несчастный случай.
Вы, Рой, возможно, читали об этом несчастье в газетах, но, наверное, уже ничего не помните. Подобные случайности, к сожалению, довольно часто случаются в старых домах и обычно по некой комплексной причине: простое невезение плюс смешанная электропроводка плюс оголенные провода плюс человеческая ошибка. Кристофер Милк, школьный сантехник, был единодушно признан виновным в собственной смерти и единственной жертвой этого несчастного случая. Обсудив случившееся, коллектив школы «Король Генрих» пришел к выводу, что могло быть гораздо хуже. Мог погибнуть и кто-то из учеников.
Я не очень хорошо помню, как прошел остаток того дня, не говоря уж о том, что меня все время преследовал запах горелой человеческой плоти. Я, правда, помню, что «Скорая» приехала буквально через пару минут после звонка Синклера; помню еще, что Джером ни за что не позволял мне даже заглянуть в театр, а Скунс все время ел меня взглядом, словно именно я была виновата в случившемся. Еще я помню, что Синклер выставил нас всех из школы, как только решил, что я уже достаточно пришла в себя. Вот тут-то и пришел конец моим планам оживить уснувшие воспоминания: мне стало ясно, что отныне школа будет доступна исключительно для полиции.
Но в тот день я в любом случае узнала гораздо больше, чем ожидала. Милки тогда
Глава десятая
Потом, естественно, у меня уже не было ни малейшей возможности не спеша обследовать школу в поисках дальнейших подсказок. Полиция тщательно изучила каждый сантиметр нашего Маленького Театра и привезла в школу инженера-электрика, дабы тот мог подтвердить или опровергнуть установленную причину несчастного случая, поскольку обслуживавшей школу страховой компании требовались детали происшедшего.
Было официально заявлено, что это смерть по неосторожности. Погибший – технический работник школы, не имеющий должного опыта и знаний, – видимо, забыл проверить, находится ли провод под напряжением, прежде чем сунуть металлическую отвертку в розетку. Ну что тут скажешь, Рой. Министерство здравоохранения и безопасности ничуть с тех пор не изменилось и действовало тогда точно так же, как и сейчас. Впрочем, ни учителя, ни технические сотрудники «Короля Генриха» не были так уж потрясены или удивлены случившимся, ибо никто из них не считал Кристофера Милка человеком достаточно надежным.
Разумеется, я не могла рассказать Доминику, что в момент трагического происшествия находилась в школе. Пришлось подождать, пока он сам не прочел об этом несчастном случае в «Молбри Икземинер». Правда, после гибели Милки прошла уже почти неделя («Икземинер» у нас, как известно, выходит по вторникам), да и я почти все это время была больна. Доминик утверждал, что это у меня «обычный грипп конца триместра».
– Так очень часто бывает, – объяснял он мне за завтраком. – Ты мчишься на всех парах, успешно завершаешь триместр, и как только дети уйдут на каникулы – р-раз, и готово: две недели валяешься в постели с гриппом. – Он улыбнулся и подал мне кружку с чем-то очень горячим и душистым. – Мы тебя быстренько на ноги поставим. Это, между прочим, рецепт моей матери. Лимон, горячая вода, корица, гвоздика – и добрая, поистине целительная, доза рома. Выпей и сразу себя лучше почувствуешь.
Держа кружку обеими руками, я смотрела, как Доминик намазывает тост маслом. Эмили ела цельнозерновые хлопья с молоком, старательно отделяя коричневые от золотистых; растущая кучка коричневых хлопьев у нее на тарелке была похожа на мертвых пчел.
– Ух ты! А ведь я знал этого парня. – Доминик наконец-то заметил на второй полосе «Молбри Икземинер» заметку о гибели Милки. На первую полосу это событие явно не тянуло. Пока Доминик читал, я внимательно следила за выражением его лица, делая вид, что прилежно пью целительный напиток, в котором явно было слишком много рома, у меня даже глаза от его горячих паров слезились.
– Что там случилось? – спросила я.
Доминик пожал плечами:
– Несчастный случай в «Короле Генрихе». Погиб техник-смотритель. Милк. Ты его знала?
– Да, пару раз видела. Вот бедолага. А ты что, действительно его знаешь?