Он бросил на Сурьму быстрый взгляд, и она поняла: Висмут чем-то встревожен.
— Будет гроза, — сказал он, усаживаясь в своё кресло.
— Что? — встрепенулась Сурьма. — Ты получил погодную сводку?
— Моё колено точнее любой сводки.
Сурьма с трудом сглотнула подступивший к горлу ком, уставилась на свои руки, лежащие на панели управления (она разогревала паровоз).
— И… когда?
— В середине дня. Возможно, после обеда. Сурьма, — Висмут повернулся к ней и посмотрел очень серьёзно, — предлагаю переждать её в городе.
— Но… Это же больше половины дневного пути! Мы очень сильно отстанем! Выбьемся из графика и нагнать вряд ли сможем…
— Отстанем. Но здесь тебе будет спокойней.
Сурьма нахмурилась. Висмут знал, как сильно она боится грозы, особенно когда от неё нельзя укрыться в месте более безопасном, чем паровозный вагон, напичканный всякими железяками.
Вообще-то гроза была опасна для любого пробуждающего: из-за особенностей их организма молния в таких людей попадала гораздо чаще, чем в остальных, а выжить после этого им почти никогда не удавалось. Особенно опасно пробуждающим находиться во время грозы на открытой местности вблизи металла — в таких условиях они запросто могли сыграть роль громоотвода, притянув к себе молнию. Вот только…
Сурьма посмотрела напарнику в глаза, вложив в свой взгляд всю решимость, на которую была способна:
— Но ведь пробуждающие на «Почтовых линиях» не прерывают рейс из-за погодных условий, не правда ли? Если случается гроза, по правилам, нужно остановить локомотив, перейти в вагон и держаться подальше от металлических предметов. И нигде не сказано, что нужно пережидать возможную грозу полдня в городе, верно?
Висмут вздохнул, но взгляда не отвёл.
— Верно. Но все пробуждающие на «Линиях» — мужчины, — сказал — и тут же пожалел об этом, мысленно обругав себя последними словами.
Сурьма, конечно, поймёт сказанное по-своему и будет права: ляпнул-то он и правда совсем не то, что хотел.
— И что? — тут же вскинулась Сурьма. — Раз я девушка, значит, априори трусиха? — она изогнула бровь и с вызовом вздёрнула подбородок.
Всё, теперь уговаривать точно бесполезно! Висмут ещё раз мысленно обозвал себя крепким словом. И мысленно же добавил: «Просто ты для меня дороже всех остальных пробуждающих, маршрутов и графиков вместе взятых, дурочка».
— Ты ошибаешься насчёт меня, — усмехнулась Сурьма, — я не изнеженная барышня, не расстающаяся с нюхательными солями! Я — дипломированная пробуждающая и буду работать по уставу железнодорожных служащих! — она серьёзно сдвинула брови, чтобы Висмут не заметил и тени подобравшегося к её горлу страха. — Не-зверь готов. Я — тоже. А ты?
Висмут ещё пару секунд сверлил её задумчивым взглядом, но потом кивнул и, дав гудок отправления, потянул ручку крана машиниста, отпуская тормоза.