— Как видишь. Со мной не расшалишься. Ты доволен?
— Более чем! Кто бы рассказал — я бы не поверил, что столь разительные перемены возможны едва ли не с первого дня. Что ты с ним делаешь? Заколдовываешь?
— Ублажаю.
Висмут закашлялся, подавившись бульоном, черешневые губы Лютеции расплылись в довольной улыбке.
— Шучу, Вис, шучу. Но в какой-то степени это правда. Такие, как он, привыкли быть в эпицентре жизни и, оказавшись на её обочине, становятся злы на весь мир. Эту злость подстёгивает страх быть ненужным, бесполезным, незаметным и, в конце концов, забытым. Я даю ему внимание, которого он требует. Щекочу его нервишки, заполняя возникшую в его жизни пустоту и недостаток впечатлений. Ну и добавляю капельку лауданума в чай, конечно же, — заговорщически подмигнула она, — но это — секрет.
Висмут усмехнулся.
— Кстати, о секретах, — протянула Лютеция, — что с твоим коленом?
— Что?
— Я вижу, порой ты прихрамываешь на правую ногу. Колено, верно? Что с ним?
— Пуля, — нехотя ответил Висмут. — До сих пор там, в кости, повыше сустава.
— Так и знала, что ты воевал, — довольно проворковала она, — видно и по мускулам, и по выправке. Офицер?
— Старший сержант.
Лютеция неспешно кивнула. Закинув ногу на ногу, она приподняла юбку и извлекла из-за кружевной подвязки маленькую фляжку.
— Я не пью, — ответил на её предложение Висмут, — я ж паровозник, нам нельзя.
— Пить вам нельзя только на работе или перед ней. У тебя завтра выходной, а в выходные вам нельзя
Мгновение поколебавшись, он взял фляжку и чуть пригубил из неё.
— Хорошее, — одобрил.
— У тебя были с этим проблемы, да? — прищурила чёрные, густо подведённые глаза Лютеция.
Висмут бросил на неё напряжённый взгляд, отставил в сторону пустую тарелку.
— Я не осуждаю, — вздохнула она, укладывая голову на скрещённые на столе руки и глядя на Висмута через плечо, снизу вверх, — все мы увечные механизмы, что твои паровозы. Думаешь, я не без греха? Не усмехайся так, я сейчас не о