Она озадачилась, стоит ли спрашивать то, что вертелось на языке — или и так уже наболтала лишнего. Решив, что разговор зашёл слишком далеко и пытаться замять тему уже поздно, всё-таки спросила:
— А если… если он не хочет? Если то, что для меня важно, для него — капризы и вздор?
— А ты знаешь, что важно для него? — спросил Висмут. — И важно ли это для тебя, или тоже — «капризы и вздор»?
Сурьма задумалась. И правда: чего же хотел Астат? Их свадьбы — да. Карьерного успеха — безусловно. Но должно быть что-то ещё! Что-то самое важное, что она, оказывается, упускала.
— Самый простой способ лучше понять человека — поговорить с ним по душам, — улыбнулся Висмут. — Доверительно. Иначе, ничего не зная о собеседнике, мы склонны воображать вместо него кого-то другого, для нас удобного.
— Но мне его позиция отнюдь не удобна! — вспыхнула Сурьма.
— Но тебе удобно на него злиться. И, возможно, позже удобно будет винить в том, что пришлось поступиться своими мечтами. Хотя самая частая причина того, что мы предаём наши стремления, кроется не в окружающих людях, а в нашем собственном малодушии и страхе провалиться на пути к цели.
Сурьма строго глянула из-под полей своего цилиндра, но ничего не ответила. Висмут говорил не назидательно, как, например, папи. В его голосе слышалась горечь — даже боль — будто речь шла не о Сурьме, а о едва затянувшихся ранах Висмута, о его преданных мечтах, о его промахах и ошибках, поражениях и провалах — обо всё том, о чём Сурьма не имела никакого представления, поэтому возражать, спорить, отстаивать что-то казалось глупо. Да и не хотелось.
— Не-зверь готов, можно работать, — произнесла она, всё так же пристально глядя в глаза Висмуту.
Глава 11
Лютеция сидела с Празеодимом уже третью неделю, и несносного старикашку теперь было не узнать: он стал покладистым, тихим и довольным. На второй день выходных Висмута начинал, правда, капризничать и требовать то одного, то другого, но капризы его утратили былое злобство в адрес сына и желание задеть его за больное и совершались больше для порядка, поэтому теперь возвращаться домой Висмуту было не так тошно.
Неделю назад его встретил аппетитный запах, доносящийся с кухни. Лютеция выплыла вслед за ароматом из кухонных дверей и, опершись локтем о косяк, произнесла своим низким тягучим голосом:
— Я приготовила тебе рагу. Всё на столе. Оди у себя, уже десятый сон видит.
Висмут растерялся.
— Не стоило. Мы договаривались, что ты будешь кормить только его и тем…
— …что есть, я помню. Но рагу я приготовила для тебя, не для Оди. Мне захотелось. И я недурно кулинарю. Прибавки к моему жалованью это не требует, — Лютеция загадочно улыбнулась.
Ужин оказался отменным! И с тех пор Лютеция завела традицию готовить для Висмута, несмотря на его отговорки. Сама она не ужинала, ссылаясь на то, что ест раньше, пока готовит, но компанию за столом Висмуту составляла. Вот и сейчас она сидела на соседнем стуле, развернувшись к Висмуту вполоборота.
— На службе всё хорошенечко? — спросила Лютеция, щуря томные глаза, словно пригревшаяся на солнышке кошка.
— Да. А у вас тут как, не шалит дед?
Лютеция лениво усмехнулась: