– Видишь ли, – доверительно говорил он мальчику, – если ты кому-нибудь проболтаешься, это обязательно вызовет любопытство окружающих. Начнутся расспросы. Кто-нибудь непременно захочет посмотреть, а меня присутствие посторонних, когда нужно делать что-нибудь сложное, выводит из себя.
Максим соглашался. Эти объяснения, произносимые к тому же каким-то оправдывающимся тоном, отнюдь не казались убедительными. Но Максима они, как ни странно, удовлетворяли. Его любопытство было распалено до предела. Он, как, наверное, и любой мальчишка на его месте, радовался этой возбуждающей атмосфере таинственности. Он ощущал себя учеником алхимика или даже чародея, который втайне ото всего мира готовит в своей пещере чудодейственное зелье или еще что-нибудь столь же загадочное. А тут еще вдобавок Афанасий Семенович присовокупил к таинственности пьянящее ощущение опасности.
– Не знаю, стоит ли нам проводить намеченное, – сказал он однажды. – Я должен тебе признаться, что этот эксперимент таит в себе некоторую опасность. Если мы будем недостаточно точны, возможно возгорание или даже небольшой взрыв. Конечно, ничего опасного для жизни нет, но все-таки… Быть может, лучше не рисковать. – И старик испытующе посмотрел на собеседника.
Максим действительно не слишком-то любил рисковать. Но это касалось в основном глупого риска, вроде спуска на велосипеде с крутой горы, или прыжков в воду с большой высоты, или еще чего-нибудь в этом роде. На такие действия его могли подвигнуть только многочисленные насмешки и подзуживания, когда гордость и боязнь потерять престиж перевешивали разумное чувство опасности. Не далее как прошлым летом он, гостя у дедушки, полез на сомнительной крепости дерево и благополучно оттуда свалился из-за подломившейся ветки. Падение, правда, получилось не слишком-то страшным: земля под этой несчастной яблоней была рыхлой, но ощущение оказалось не из приятных. Зато престиж был спасен, и Максим долгое время испытывал даже некоторую гордость за свои синяки и ссадины, правда, разбавленную изрядной долей досады.
Но такой риск – это совсем другое дело. В воображении предстоящий эксперимент представлялся ему уже чем-то вроде научного подвига. Максим даже вспомнил друга Ломоносова, фамилию которого он забыл, погибшего при попытке получить в своей лаборатории шаровую молнию. Умирать, конечно, в его планы не входило, но ощутить себя немного героем было очень приятно. Ему вдруг представилось, как они с Афанасием Семеновичем совершили какое-то очень важное, сенсационное открытие…
– Нет, что вы! Опыт обязательно надо провести! – поспешно сказал он. – Я совсем не боюсь.
– Я так и думал, – усмехнулся старик, глядя в горящие глаза мальчишки. – Что ж, риск – благородное дело. К тому же он совсем небольшой. А готовность умереть за прогресс похвальна. – Он хрипло и заразительно рассмеялся. – Но надеюсь, до этого не дойдет! – Максим рассмеялся вслед за ним, но ему от таких слов, пусть и сказанных в шутку, стало немного не по себе.
В эти дни произошли странные метаморфозы в отношении Афанасия Семеновича к Максиму. И раньше старик был с мальчиком отменно вежлив; чувствовалось, что юный ассистент ему симпатичен. Но теперь это переросло в какую-то чрезмерную заботливость, предупредительность, почти нежность. Так порой относятся бабушки и дедушки к своим любимым внучатам. Но что естественно для обыкновенных старичков по отношению к родным, то казалось весьма странным по отношению к постороннему мальчику со стороны столь сурового и холодного человека, каким был Афанасий Семенович. Максим думал сначала, что старик просто очень одинок; ведь он, за исключением случая с аптекарем, когда вынужден был все прояснить, никогда не говорил ни слова о своих близких, как будто ему очень тяжело было об этом вспоминать.
Нельзя сказать, чтобы Максиму не нравилось такое поведение Афанасия Семеновича, но иногда на душе оставался какой-то неприятный осадок. Создавалось впечатление, что старик в чем-то виноват перед ним, а теперь хочет его задобрить. Это было тем более странно, что ничего плохого с его стороны Максим никогда не испытывал, и оправдываться соседу вроде бы не было никакой причины.
Но все эти мелочи ничуть не портили Максиму ощущение надвигающегося праздника. Он ждал загадочного опыта с таким нетерпением, с каким совсем маленьким ожидал Нового года и подарка от Деда Мороза. Старик, отнюдь не похожий на новогоднего деда, играл для мальчишки сейчас схожую роль. Он создавал ту же атмосферу таинственности и ожидания волшебства.
Самое интересное, что Афанасий Семенович ждал назначенного дня с таким же нетерпением. Он старался держаться с обычной солидностью и церемонностью, но это у него получалось неважно. Старик словно помолодел лет на двадцать. Он целыми днями ходил взбудораженный, говорил больше обычного, жестикулировал – словом, вел себя беспокойно. В нем одновременно ощущались радость и непонятная тревога. Максим, глядя на него, предполагал, что Афанасий Семенович завершает какую-то свою большую работу, которую должен венчать намеченный эксперимент, но при этом нервничает и немного опасается неудачи.
Глава X
«Бойся черного человека!»
Максима так и подмывало рассказать кому-нибудь о предстоящем опыте, но он понимал, что делать этого ни в коем случае нельзя. Витька замучает расспросами и станет напрашиваться с ним, а родители могут просто запереть под замок: опасно ведь. Но тайна так и распирала его изнутри, а потому, чтобы не проболтаться, он стал очень молчалив. Максиму казалось, что он ведет себя очень естественно, но на самом деле вид у него стал настолько скрытный, можно сказать, хитроватый, что окружающие догадывались о какой-то тайне. Естественно, истолкования были самые разные.
Мама решила, что у сына какие-то проблемы в школе, и устроила ему по этому поводу самый настоящий допрос. Она так до конца и не поверила его горячим заверениям, что все в порядке, и даже собиралась пойти поговорить с его классной. Но, по счастью, у нее было много работы, приходилось задерживаться по вечерам, и до школы она так и не дошла. Правда, однажды Наталья Сергеевна фактически попала в точку, заявив, что все проблемы Максима начались с того момента, как он познакомился «с этим чернокнижником», но тут неожиданно помог папа. Он возразил, что теперь сын стал значительно лучше знать физику и химию («я сам проверял») и что мама просто предвзято относится к старику.
Сам же он придерживался того взгляда (о котором Максиму, правда, не говорил), что ни школа, ни сосед тут ни при чем, а просто сын… влюбился. Он поделился своими догадками с мамой, чем немного ее успокоил. Конечно, если бы Максим узнал об этой гипотезе, он был бы страшно изумлен и смущен. Ведь ничего похожего у него не было и в мыслях. Он вообще считал, что с девчонками общаться неинтересно, так как они очень много болтают о пустяках. И народ они ненадежный; никакого секрета доверить нельзя, враз проболтаются.
Больше всего возросшая таинственность пришлась не по вкусу Витьке. Он настолько привык к тому, что между друзьями не было никаких тайн, что теперь был неприятно удивлен неожиданным «зазнайством» Максима. Несколько раз он прямо спрашивал друга, в чем тут дело, но Максим в ответ только мямлил нечто нечленораздельное или пытался отвечать настолько уклончиво, что Витька только плевался и досадливо махал рукой. Несколько раз Максим пытался придумать какое-нибудь правдоподобное вранье, но быстро оставил эту затею. Лгать или даже просто скрывать свои мысли от близких людей у него всегда получалось плохо. Уж лучше рассказать часть правды, кое-что утаив, чем настаивать на полностью выдуманной истории.
Наконец, Афанасий Семенович однажды вечером, после очередной серии репетиций предстоящего эксперимента, торжественно объявил, что Максим достиг нужного уровня мастерства и теперь все готово к проведению опыта.
– Молодой человек! – высокопарно начал он. Это обращение он всегда использовал в официальных случаях. – Вы научились многому, и в ближайший выходной вам станет ясно ваше высокое предназначение. – Произнося эти слова, старик встал, вытянувшись в струнку, словно военный перед старшим по званию. При этом голос его дрожал от волнения, руки, обычно такие уверенные, тоже подрагивали, а на глазах выступили слезы.
Максим не мог понять, что случилось с соседом, всегда таким спокойным и сдержанным. Он даже слегка испугался за старика: как бы от переживаний ему не стало плохо. Наверное, предстоящий эксперимент действительно значил для него очень много. Сейчас Максиму хотелось задать кучу вопросов, но он сумел сдержать любопытство, пусть все останется тайной до субботы; подождать-то осталось всего какие-то сутки. Зачем заранее раскрывать секреты? Чем больше потерпишь, тем интереснее будет потом. Максим любил сюрпризы.