Не знаю, что подействовало на него отрезвляюще: слово «шприц» или тот факт, что его спалили и поднимут крик, или то, что он был один и помощи ждать неоткуда. Как бы то ни было, Павел наконец послушно развернулся и перешагнул порог. Положив Вику на диван, он кинулся искать ее сумку, и через минуту я уже вводил внутривенно антигистаминный препарат, который у Вики, к счастью, оказался с собой. Павел стоял рядом и наблюдал, а может быть, размышлял, чем бы оглушить непрошеного гостя, но я постоянно держал его в поле зрения, и он не делал попыток сдвинуться с места.

— Что ты…

— Она аллергик, идиот! — прорычал я, и он отступил.

Наконец я вытащил иглу и ослабил импровизированный жгут, сделанный из собственного ремня.

— Анафилактический шок. — Я развернулся к Паше: — Интересно, из-за чего? Неужели солнышко пригрело? И где Хорхе? Где ваши хваленые адвокаты?

Этот гад стоял все в той же позе посередине комнаты и молчал.

Я подошел к нему почти вплотную. Лицо теперь у него было спокойное и, кажется, безо всякого выражения, только предательски бегали глаза. На это невозможно было смотреть спокойно. Мы почти одного роста, поэтому я врезал ему по роже с силой и хорошим всплеском так, что компьютерный гений даже не успел опомниться. По инерции Кнопкин сделал пару шагов назад, уперся задницей в гарнитур, оттолкнулся и бросился на меня. Хотя толстым его назвать нельзя, он все-таки был шире и мощнее, поэтому ему удалось обхватить меня в замок, прижать руки к туловищу и в этом тесном объятии повалить на диван рядом с Викой. Он не бил меня, просто держал, навалившись сверху. Когда я открыл глаза, то увидел, что у него из носа течет тонкой струйкой кровь. Внешней стороной бедра я чувствовал ногу Виктории — холодную и безвольную.

— Где ты был? — спросил вдруг Павел, глядя мне прямо в глаза, и повторил, разделяя слова: — Где. Ты. Козел. Был. И в чем ты меня обвиняешь?

Больше он со мной не церемонился, забыв про свое вежливенькое выканье и хорошенько надавив мне на грудину.

То, в чем я реально его обвинял, я сообщить не мог, потому что находился пока в самой непосредственной власти айти-директора. Кроме того, еще неизвестно, сколько здесь его людей, как и с какими потерями мы вообще будем выбираться отсюда.

— Виктория с Хорхе приехали около сорока минут назад, — проговорил Паша мне прямо в лицо. — Я повез двоих своих адвокатов в отделение к ребятам. Еще один адвокат вместе с моим судмедэкспертом отправились в морг. В доме остался только Джон Хоуп — мой юрист, которого я попросил дождаться вас. Джон позвонил и сказал, что нужны деньги, потому что ты попался с наркотой. А минут через десять тот же Джон сообщил, что у Виктории сердечный приступ. Потом начал названивать ты, но мне было не до твоих наркоманских проблем, потому что я сразу поехал сюда и нашел Вику вот в таком виде. «Скорая» уже проехала пропускной пункт, Джон встречает их там. Где Хорхе, я не имею ни малейшего понятия. Есть еще вопросы? А вот у меня есть вопрос. Кто из нас двоих скотина?

Меня поразила четкость, с которой Павел разложил ситуацию с таким количеством участников и неизвестных. Да, Вика не напрасно зачеркнула слово «интроверт». Этот чувак очень неплохо чувствует людей и просчитывает все на несколько ходов вперед. Никаких сомнений в том, что судьба столкнула нас с первоклассным манипулятором и очень опасным соперником.

Вдруг я почувствовал толчок в бедро, и в тот же миг раздался слабый голос Виктории:

— Паша, слезь с него. Вы что, педики?

Кнопкин моментально разжал руки и встал, больно надавив мне в район диафрагмы — уверен, что специально.

— У меня к тебе еще будут вопросы, — проговорил он, уходя на другой конец комнаты.

— У меня к тебе уже есть, — ответил я, понимая, что конфликт перешел в открытую фазу и больше скрывать нечего.

Виктория села. Лицо ее было в пятнах, но вид уже приближался к более-менее сносному. Она внимательно оглядела нас, переводя взгляд с одного на другого, потом усмехнулась и проговорила:

— Успокойтесь, мальчики, это был тунец.

— Какой еще тунец? — удивился я.