— Это Эла? — Я показал пальцем на собаку, и птичий клюв согласно клюнул.

Не знаю, что нашло на меня в этот момент, на что я надеялся, но это сказалось как-то само собой:

— Я доктор. У вас есть аптечка? Фармасия, медикаменто? — перебирал я варианты в надежде, что они догадаются.

— Докторо? — тыкали они в меня пальцами, желая выяснить наверняка, и в конце концов поверили. К счастью, аптечка в этом забытом богом месте имелась, наверное, прилагалась к американским наркотестерам.

Все засуетились. Меня выпустили из клетки. Я заметил, что, пока несли аптечку, в сарае появилась та самая женщина с грудями-огурцами и девчонка, тверковавшая на заправке. Мальчишку уже куда-то сбагрили. Обе дамы остановились у входа и напряженно наблюдали за манипуляциями. В аптечке нашелся шприц на двадцать кубов и новокаин. Скальпелем послужил обыкновенный нож, который правоохранители обработали какой-то мутной жидкостью, судя по запаху, самогонкой.

— Эла! — вдруг звонко вскрикнула девочка, когда собака уже заметно прибалдела от дозы обезболивающего. Девочку вывели.

Срезав торец шприца, я вставил его в одно из отверстий, и с первой же попытки в шприц затянулись сразу три белые продолговатые лярвы с небольшой серой полоской на боку. Полость шприца быстро наполнилась черной собачьей кровью.

Я делал надрезы и подсасывал моим обрубком шприца. Уже на третьем надрезе я понял, что если немного поддеть пробку инфильтрата и надавить, то личинки вылезают сами, оставляя после себя сочащиеся кровью дыры по полсантиметра в диаметре. В такое трудно поверить, если не видел собственными глазами. Гниющая, лишенная возможности вылизывать себя сука воняла, словно смертный грех, кажется, личинки тоже издавали зловоние, но в общем букете я уже слабо различал каждый отдельный аромат. Пару раз меня чуть не вывернуло, и в этот момент я благодарил судьбу или кого-то того далекого, но неравнодушного за то, что мне не удалось пообедать. Минут через пять медицинские перчатки были все в крови, а алюминиевая суповая тарелка, из которой устроили импровизированное медицинское судно, доверху заполнилась белыми тугими червями, которые опасливо пошевеливались, лишенные привычной среды обитания, и были похожи на анальные свечи от запора. В стадии личинок паразиты обычно не опасны, поэтому, несмотря на отвратительное зрелище и жуткое зловоние, я не сильно рисковал.

Полицейские тихо перешептывались. Я снял перчатки.

— Доктор, доктор… — Я различал уважительные нотки в речи моих мучителей, перед которыми явно встала какая-то моральная дилемма.

Один из полицейских любезно протянул мне свой телефон, предлагая сделать звонок.

Виктория не отвечала.

Я развел руками и приготовился вернуться в свое заточение, но вместо этого мне вдруг предложили стул, а потом вывели помыть руки к железному умывальнику на стене сарая. Женщина с грудями-огурцами уже несла кокосовое молоко и… черт, да, это был куй на палочке. Поборов очередной приступ тошноты, я уже мысленно настраивал себя взять шампур: было явно не до жиру. Но, считав мое выражение лица, означавшее на всех языках мира одно и то же, женщина забрала свой своеобразный шашлычок:

— No?

Она скрылась в кустах вместе со своим угощением, но только для того, чтобы через несколько минут вернуться и поставить на стол тарелку желтого супа, в котором плавали картошка, кусочки чего-то белого и половина авокадо.

— Locro del papas, — торжественно объявила гологрудая хозяйка по-испански.

— Locro del papas, supa! — повторила она и улыбнулась крайне церемонно, мол, кушайте, для вас только вегетарианское.

Блюдо жареной картошки оказалось жареными бананами, нарезанными кубиками, как мы режем клубни. Суп же показался мне не просто вкусным, а божественным, сравнимым разве что с маминым борщом. Желтизну придавала кукурузная мука, а белыми островками плавал кисловатый, но очень приятный на вкус сыр. Я уже видел этот желтый суп в кафетериях Кито, однако и представить не мог, в сколь экзотических условиях мне доведется отведать это популярное блюдо местной кухни.