— Ладно, — сказал Джоуд, вздыхая, — когда меня выпишут отсюда, я свое возьму. Целый год не буду вылезать из постели.

— Смотри не надорвись. Оставь силы для работы.

— Не беспокойся. Кстати, ты гараж видел?

— Гараж великолепен. — сказал Фрэнк. — Только вот Том не шевелится, «плимут» как стоял в углу, так и стоит, похоже даже капот не открывали.

Раздался сигнал на ужин, и они присоединились к другим заключенным, уже толпящимся перед открытой дверью столовой. Знакомые и приятели приветственно хлопали Фрэнка по плечу, жали руку, засыпая вопросами и шуточками. Впрочем, насчет шуточек Фрэнк был довольно самолюбив и потому это были все больше беззлобные прибаутки, с помощью которых люди лишь выражают свое расположение друг к другу.

День прошел и прошел вечер. Фрэнк Леоне, заключенный номер 899 федеральной тюрьмы «Рэдстоун» города Флинта, штат Мичиган лежал на своей кушетке, повернув лицо к фотографии Розмари. Память прокручивала свой кинофильм. Мать в коричневом платье, а потом Розмари, их поцелуи, ласки. Фрэнк закрыл глаза. «Как хорошо, что страшные сны остаются лишь страшными снами и что они не сбываются», — он улыбнулся и снова открыл глаза. Розмари все также лукаво улыбалась с глянцевого листа под стеклом, прикрепленного к стене. «Спокойной ночи, дорогая, — сказал Фрэнк. — Приснись мне, пожалуйста.» Он поправил крестик у себя на шее и уткнулся в подушку, погружаясь в свой сон. Розмари снова была рядом с ним, они шли, обнявшись, по улице. Фрэнк снова видел белый тающий снег, гараж, лицо Розмари. Фрэнк не видел, как к воротам

«Рэдстоуна» подъехал специальный автомобиль — фургон с решетками на окнах. Фрэнк слышал звон капель, срывающихся с искрящихся на солнце сосулек и нежный, разжигающий чувствтенность смех Розмари. Фрэнк не слышал топот шагов по лестнице, лязг открываемых и захлопываемых дверей. Фрэнк не слышал, как Уинфилд спросил Уоллеса: «Кто это?» кивая на команду из четырех автоматчиков во главе с офицером, которые предъявив начальнику тюрьмы какую-то бумагу, спешили теперь по лестнице на второй ярус «Не знаю, — ответил Уоллес Уинфилду. — Какие-то официальные лица». Фрэнк снова лежал на огромной софе Розмари, глядя, как она, откинув волосы, развязывает поясок на халате, чтобы…

— Встать!

Резкий свет фонаря, направленного в лицо, заставил Леоне заслониться ладонью.

— Убери руку, дерьмо!

— Что вам надо? — спросил, окончательно просыпаясь, Леоне.

За ярким светом он едва различал какие-то фигуры, лишь по шуму догадываясь, что сейчас перед ним несколько человек.

— Взять его! — скомандовал офицер.

Двое в форме, закинув короткоствольные автоматы за спину, стали выкручивать Фрэнку руки. Он попробовал было вырваться, но сразу получил два удара — под дых и по голове. Ему заломили руки за спину и надели наручники. Прикладом автомата один из них разбил стекло, под которым висела фотография Розмари.

— У нас так не принято, — попробовал вступиться Уоллес.

— Он теперь подчиняется нам! — рявкнул на Уоллеса офицер.

Не снимая черных перчаток, офицер взял двумя пальцами Леоне за щеку:

— Мы тебя переводим, понял, собака?

— Куда вы меня переводите? — спросил Фрэнк.

— Куда надо, собака!