«Помнишь, Вовка, — скажет он, — как мы плащ-палатку стащили у немцев?»

«Помню! Ты стоял за углом и караулил…»

«А ты быстрей к машине, прямо в кабину…»

«А ты как свистнешь: немец!»

«А ты схватил палатку — да бегом к реке!»

«А ты за мной! Караул — немцы кричат!..»

«Ох и бежали! Я как зацепился за камень, как шлепнулся, аж кровь из носа…»

«А помнишь, как мы вбежали в нашу хату. Глянули, а в палатке китель. Моя мать китель — пополам, тебе одну половину…»

«А тебе другую», — добавит Алешка.

«А в моем кармане — ножик».

«Нет, Вовка, это в моем».

«Ты что, забыл?»

«Может, и в твоем», — согласился Алешка, хотя и знает, что было как раз наоборот, но Вовка быстро обменял свою половину.

«А мать сшила нам пиджак и штаны».

«И тебе и мне одинаковые».

Посмотрят ребята друг на друга. На Вовке зеленый пиджачок, и на Алешке такой же — из одного кителя. На Вовке штаны с заплатами, и на Алешке такие же — недаром сшиты из одного плаща. «Просто близнецы!» — смеются друзья…

— Чего зубы скалишь? — пробормотал Алешкин отец, неся из погреба ящик с инструментами. — И куда собрался?

— Пускай идет! — заступается мать за самого младшего. — Душу с Вовкой отведет.

— Никаких «пускай»! Землянку надо подправить. Чего гнить нам, как бревнам среди болота.

Алешка знает: если сказал отец — все, не отпустит.