И ещё более решительно сказал:
— Всё, пойдем, и так много времени потеряли.
Если всё идет по плану — значит, что-то упущено. С планами у меня в последнее время было так себе, я больше реагировал на внезапные события, но в целом считал, что жизнь у меня наладилась. За глобальное будущее теперь отвечали Михаил Сергеевич с Валентином, а я мог заниматься более интересной фигней — например, устраивать свою личную жизнь и думать о приобретении древнего автомобиля в личную собственность. Конечно, всему этому мешали какие-то отголоски прошлого, о которых я совсем недавно и понятия не имел, но эти неприятности были преходящими, хотя и немного надоедливыми.
Но оказалось, что пока я радовался тому, как удачно свалил знание будущего на парочку людей из властных структур, эти самые люди имели собственные виды на меня. Они словно играли со мной в кошки-мышки, выстраивая всё так, чтобы я сам послушно брел в их не слишком вычурную мышеловку. И главная проблема состояла в том, что я не мог не идти в ловушку, даже если вдруг решу взбрыкнуть и поломать все планы своих кураторов.
Точнее, в каком-то радикальном варианте будущего мне просто отстрелят мою слишком хитрую задницу — просто так, чтобы устранить лишний источник возмущений и головной боли. Но это самый крайний вариант, на тот случай, если я всё-таки решу поискать другой путь, который не заканчивается рядом с куском сыра, нацепленного на рычаг замаскированного капкана. Например, если я решу открыться ещё кому-то — или же просто уеду на родину, чтобы отсидеть там, под призрачной защитой родителей, в каком-нибудь медвежьем углу. Правда, с медведями там действительно всё было хорошо, но в определенных случаях они на людей всё же не бросались. В отличие от других людей.
В общем, в одну линию выстроились мама Родиона, те забавные гэбешные следователи, два дня, проведенных на нарах в страшной тюрьме, наезд на Стаса. А также вроде бы бездельная поездка на шашлыки, где мне показали новую дачу товарища Горбачева, которого я выставил перед стариком и Валентином главным виновником всех бед, которые случились с нашей общей родиной за последующие сорок лет.
И хитрый план Валентин теперь был передо мной, как на ладони — подобно игрушечному с того расстояния домику за рекой.
Дело в том, что багажник «Победы» не был предназначен для большого груза — это был небольшой отсек в конце каплевидной задней части, обычно полностью занятый запасным колесом. Но сейчас там не было никакого колеса. Там лежала винтовка с оптическим прицелом и глушителем, а рядом — невзрачная коробка патронов, один из которых был аккуратно, но с намеком поставлен рядом тусклой пулей вверх.
В общем, как говорилось в старой присказке из будущего — кофе это он, а оно — это говно и государство.
Я плохо разбирался в огнестрельном оружии — если, конечно, это не касалось различных видов самопалов, которых я наделал собственными руками целую груду. Я ещё мог отличить «трехлинейку» от ППШ, не путал М-16 и АКМ, но со всем остальным плавал конкретно. Среди короткостволов я худо-бедно выделял револьверы и маузеры, а все остальные стреляющие игрушки у мня сводились к отечественным ТТ, ПМ или буржуйским «глокам» — но последние я мог узнать разве что по надписями. Например, про тот пистолетик, из которого в нас стрелял Родион, меня просветили пришедшие милиционеры — оказывается, по меркам СССР это оружие считалось почти «мелкашкой» с нестандартным калибром в шесть с чем-то миллиметров. Про его конструктора — какого-то Коровина — я что-то слышал, но тут моя память давала серьезные сбои. Впрочем, менее опасной эта хрень от своего несерьезного калибра не становилась. Умереть мы могли вполне по-настоящему[14].
Винтовка в «Победе», кажется, не была «трехлинейкой» и точно не относилась к классу автоматов товарища Калашникова. Она была относительно длинной, лежала в багажнике чуть наискосок, а снизу у неё торчала железная обойма — были ли подобные у винтовок Мосина, я не помнил. Но в любом случае эта штука оставалась опасной — особенно для тех, кто находится на одной прямой с её длинным стволом. Ну а прикрученная сверху оптика как бы намекала на то, как я должен эту винтовку использовать.
Впрочем, намек был более чем прозрачный. Мне следовало сесть в машину, отправиться в деревню Никифоровку — и там без всяких шашлыков забраться на приметный утес, устроить позицию и, дождавшись появления цели, произвести ликвидацию. Видимо, Валентин ничуть не кривил душой, когда говорил, что физически устранить члена Политбюро значительно проще, чем действовать политическими методами. Но сам он руки марать не торопился, доверив это простое дельце человеку, который, в принципе, был им с товарищем Смиртюковым особо и не нужен. Ведь после убийства — давайте называть вещи своими именами — Горбачева мой вариант истории точно не будет реализован, и все мои знания будущего окажутся бесполезными. Возможно, из меня что-то ещё повыжимают в субботу, но дальше игнорировать намеки Валентина, скорее всего, будет невозможно.
А оказаться в положении цели для хозяина этого ружья мне дико не хотелось.
Как и убивать Горбачева.
Глава 20
Новый «Гулливер»
В субботу я проснулся слишком рано — всё-таки не каждый день мальчики узнают, что их ждет скорая смерть. В принципе, я удивлялся, что вообще смог заснуть вечером, но за это можно было поблагодарить молодой организм и Аллу. Кажется, перед пробуждением мне снился какой-то тупой кошмар, но он забылся сразу, как только я открыл глаза.
Я посмотрел на мирно посапывающую Аллу, тихонько выбрался из-под одеяла и отправился на кухню. Телевизор в это время суток был самой бесполезной вещью в домашнем хозяйстве, а включать магнитофон и слушать что-то из того скудного набора попсы, что был в нашей фонотеке, мне не хотелось. Поэтому я просто сидел за кухонным столом и думал.
Очевидно, что Валентин ожидает от меня совершенно определенных действий. И ещё более очевидно, что далеко убежать от той деревни после убийства Горбачева я не успею — если там действительно есть охрана, она уж как-нибудь сумеет поднять тревогу, а сеть постов ГАИ на западе от Москвы достаточно густая. Отстреливаться от погони из винтовки, одновременно крутя руль и выбирая, куда ехать? Есть более простые способы покончить с собой.
В том, что после поимки и суда меня расстреляют, я не сомневался. Сейчас СССР, конечно, был государством травоядным — но только если сравнивать его с СССР тридцатилетней или сорокалетней давности. Я когда-то видел статистику смертных приговоров — в восьмидесятые такой приговор выносили паре сотен преступников в год, причем часто за вполне себе экономическое «хищение социалистической собственности». Кажется, совсем недавно, год или два назад, тут расстреляли какую-то женщину, которая заведовала кафе в одном из черноморских курортов — она неведомым образом через своё заведение умудрилась стать чуть ли не долларовой миллионершей. И это за простые хищения, пусть и в крупном размере. Убийство одного из членов Политбюро тут вряд ли простят, и это как раз тот случай, когда неотвратимость наказания — не пустой звук. Менты носом землю рыть будут, но найдут преступника[15].