– Рыба полосатая, – произнесла Лавиани. Затем подумала немного, задрала голову и, набрав в легкие побольше воздуха, заорала так, что зазвенело в ушах:

– Ры-ыба-а полосата-ая.

Легче, разумеется, не стало. Крик, подхваченный свежим пьянящим ветром, полетел над концом плоской равнины, заросшей распускающейся жимолостью, к бору с зонтичными соснами. Несколько испуганных птиц вспорхнули в небо.

– Рыба полосатая… – в третий раз, уже совсем тихо повторила женщина, провожая их взглядом. – Я бы тоже так хотела.

Она услышала шаги и раздраженно вздохнула:

– Мальчик, разве старая женщина не может немного побыть в одиночестве?

– Тебя не было несколько часов. – Тэо осторожно присел на мшистый плоский камень, с удовольствием вытянул ноги. – Я начал волноваться.

– С утра меня все жутко раздражает. – Ее ничуть не тронули слова о беспокойстве за нее.

– Я прекрасно слышал твое негодование.

Она почувствовала в его словах улыбку и нахмурилась.

– «Все раздражает», означает: «в том числе и ты».

– Твой ботинок…

– А-а-а, – ядовито протянула Лавиани. – Ты заметил.

Она приподняла левую ногу и пошевелила ступней. Подошва отвалилась, держась лишь на лоскутке возле каблука, и ботинок раззявил «пасть», усмехаясь.

– Можно перевязать его веревкой.