– Скоро ты не сможешь двигаться, если только рядом не найдется еще одной тзамас, которая тебя поднимет. И что-то я в этом очень сильно сомневаюсь. Отпускай свой поводок. Он, может, и держит бывшего таувина, но душит тебя. Оно того не стоит.
Та упрямо помотала головой:
– Птицы.
– Что? – не поняла Лавиани.
– Пока не увидим птиц, останавливаться нельзя. Умрем от голода. Мы не можем есть землю. Идем. И хватит спорить.
Птицу, пестрого степного канюка, они увидели лишь через четыре дня. Сойка уже могла стоять на ногах, а вот Шерон сильно шатало, и Бланка поддерживала ее.
– Ну?! Долго ты еще будешь тянуть? Птица. Вон там. Теперь можно остановиться. И я пойду кого-нибудь поймаю и сожру. И вас, так и быть, накормлю, раз уж взялась нянчить взрослых людей.
– Сейчас зима. Ты уверена, что мы можем остаться здесь на какое-то время?
– Мы на юге. Не Соланка, конечно, но так себе зима. Никто из нас не замерзнет от холода, даже если будет очень стараться. Деревья есть, я построю шалаш, огонь тоже не проблема. Тэо рано или поздно очнется.
Указывающая колебалась и повернулась за советом к Бланке:
– А ты что думаешь?
Лавиани хотела выругаться, но решила не лезть.
Слепая, опираясь на палку, негромко проронила:
– Мы идем из последних сил. Нам нужен отдых. А тебе требуется избавление от этих. Останемся.
– Это может занять месяцы. Вы ведь понимаете?
– Куда ты спешишь, девочка? – Лавиани просто сочилась ядом. – На кладбище?
Шерон промолчала и устало склонила голову.
Искари опустился на колени, положив Тэо на землю, затем вместе со своим товарищем под пристальным взглядом Лавиани отошел назад. Из щелей доспехов посыпался серый прах, слабо дохнуло тлением, и пустые латы обоих темных таувинов с грохотом рухнули, распадаясь на части. Сойка, словно бы не доверяя случившемуся, подошла и осторожно пошевелила ногой деформированный шлем.
…В этом «лагере» они провели больше месяца. Лавиани выползала с утра, ощущая себя словно ящерица, неспособная ожить после длительных холодов. Едва двигалась и, прогоняя апатию, начинала что-то делать. Охота удавалась не всегда, а еда поначалу была скудной. Все, что мог добыть нож и самодельная праща: равнинные грызуны, некрупные птахи, кролики.
После охоты она падала на подстилку из сухой травы и уже не хотела ничего до самого вечера.