— Так, значит, мы идем к нашим! — воскликнул Володя Большой. — Ура, ребята! Да здравствует наш командир!..

Никита Степанович улыбнулся. Он увидел, как повеселели дети, как оживились их лица.

— Нет, друзья мои, мы не идем… Мы только пытаемся пройти… А сможем ли, — этого никто не знает… Только хочу вам сказать — это последняя попытка. Если пройти не удастся — возвращаемся…

— А давайте все время идти и идти. Когда-нибудь мы ведь выйдем к нашим! — закричал Володя Маленький. — И питаться будем дичью, как Робинзон Крузо…

— Над головой Робинзона Крузо не кружились фашистские стервятники, — заметил Тишков.

— Никита Степанович! — сказал Вася Попов, застенчивый, большой любитель шахмат. — Мы все готовы идти и идти, только бы попасть к нашим. Неужели вы думаете, что мы между собой не совещались?… Да, мы обсудили все и хотели сказать вам. Можно?

— Можно! — сказал Тишков.

— Мы не хотим жить в оккупации, работать на врага. Мы готовы жизнь свою отдать за свободу, за Родину…

Тишков покачал головой, снова закурил.

— Хорошие, громкие, но… слова. У нас нет оружия, нет боеприпасов. Нет даже провианта. В лесах нас ждет голодная смерть. Плохо быть романтиками и фантазерами, лучше — реалистами. А реальная обстановка такова, что у нас нет иной возможности сохранить жизнь, как возвращение…

— Но ведь мы идем к нашим! — закричали ребята.

— Да! Мы переплыли реку, хотя могли сразу повернуть обратно. Мы переплыли ее потому, что я надеялся увидеть Оболь свободной!.. Теперь мы надеемся увидеть свободной железнодорожную станцию Городок. Если и там гитлеровцы — значит, мы отрезаны, значит, мы глубоко в тылу у фашистов…

— А вернувшись домой, — вступил в разговор Виктор Иванович, — все-таки что-то можно придумать… Что-то можно.

Ребята смотрели на него и не очень верили в какую-то возможность жизни при фашистах.

— Я прошу вас всех, ребята, не падать духом. Соблюдать дисциплину. Теперь вы все знаете. Сейчас должна вернуться наша разведка, которую я послал искать воду. Вода будет!

Разведка действительно нашла воду. Совсем невдалеке, в каком-нибудь километре от их стоянки, было чудесное лесное озерцо со спокойной темной водой. Такое мирное озерцо, заросшее у берега кувшинками и водяными лилиями, с совершенно гладкой поверхностью, на которой, как по льду, гоняло из конца в конец множество жуков-долгунцов.

В тишине трещали стрекозы.

И все замерли — и дети и взрослые. Ведь еще не исчез до конца пережитый ужас налета фашистских стервятников, еще слышались в ушах выстрелы, хрипение лошадей, рев моторов. И вдруг — такая удивительно мирная, спокойная тишина!

— Разрешаю всем искупаться! — сказал Тишков.

Ребята закричали, засмеялись, засуетились, но Никита Степанович поднял руку.