И все только потому, что их дорожки пересеклись.

В Зоне, на новых, богатых хабаром и ловушками-аномалиями, землях.

Гаечка выстрелила в него дважды. Он до сих пор слышал свист проносящихся в сантиметре пуль и крики подначивавших девушку-сталкера бандитов. По скуле словно хлестнули раскаленным прутом. Пуля прошла вскользь, наградив Садовникова очередным шрамом. «Ничего особенного, просто работа… ничего…» – говорил он себе, петляя, как заяц, по пустырям, в которые превратились дворы еще недавно жилых многоквартирных домов. «Ничего особенного…» – он то опускался на четвереньки, то несся стремглав, забросив трость за спину.

Впрочем, бандиты отцепились быстро. Все-таки обновленная Зона – не место, где стоит играть в догонялки.

Садовников вытер кровь рукавом. Выглянул из-за блока: никого поблизости не было, только Зона. Зона – живая, дышащая, неравнодушная к происходящему в ее границах. Хотя «настроение» этой бесчеловечной среды было угадать трудно. Но сегодня она отпускала Садовникова, причем – не с пустыми руками.

Сталкер вытащил из рюкзака беспокойный, вибрирующий «рачий глаз», двукорпусную «зуду», пару «браслетов», а потом долго выуживал по одной с дюжину «булавок» и «иголок» разной длины. Разложив хабар на асфальте, он какое-то время просто любовался добычей. Артефакты радовали глаз, наполняли душу предвкушением. Сердце постепенно умерило ход, успокоилось.

Тогда Садовников несколько раз глубоко вздохнул, похрустел костяшками пальцев и приступил к делу. «Зуду», «браслеты» и «рачий глаз» он упаковал в плотные пакеты, которые затем щедро перемотал скотчем. «Булавки» и «иголки» тщательно перебрал, выискивая ломаные. Не найдя брака, уложил остроконечные артефакты в специальные контейнеры.

Затем снова вернул хабар в рюкзак, перемешав для маскировки с походной мелочовкой. Теперь, если кто-то посторонний заглянет в поклажу, то, как минимум, ничего не поймет.

По асфальту заструились оранжевые блики. Садовников обернулся, прижав рюкзак к животу.

Над кромкой Зоны расползалось янтарное свечение. Как будто предзакатный свет загустел, собравшись туманом над крышами брошенных пятиэтажек. Ударила по глазам плазменно-белая вспышка, в воздухе сухо и раскатисто затрещало. В окнах квартир загорались мертвенные бледно-зеленые огни. Загорались и гасли, повинуясь какому-то трудноуловимому ритму.

Садовников испытал щемящее дежавю. Он уже видел точно такой же пейзаж, такую же воскресшую Зону в буйстве переполняющих ее энергий. Ему показали это затянутые гнойными пленками глаза шатуна. Вроде бы с тех пор прошло всего ничего времени, однако по насыщенности событиями казалось, будто пролетели годы.

Снова перед глазами возникла Гаечка.

Она легко держит пистолет в вытянутой руке. На ее располневших плечах – татуировки. Слева – что-то из мифологии майя, черепа с длинными алыми языками и пламенем в глазницах, справа – темные руины и нависающая над ними морда «серого» инопланетянина. У Гаечки отечное лицо, иссеченное дорожками порвавшихся капилляров, мутный блуждающий взгляд. Впрочем, у всех людей, подсевших на «экзо», такой же вид. Былая красота Гаечки – как последний осенний лист: еще один порыв ветра, и его не станет. Садовников слышал, что после Расширения Гаечка напропалую проводит время в Зоне – выбирается примерно раз в десять дней. Штырь водит ее в ресторан, помогает выбрать новые шмотки на рынке. Потом снова отправляет в Зону. Гаечка у него при деле: сопровождает караваны с «экзо», разведывает новые тропы, помогает добывать хабар, хотя для «мичуринских» артефакты – лишь побочка, приятный бонус к основному доходу от наркотрафика.

Зона и «экзо» медленно, но неуклонно убивают его бывшую стажерку.

Садовников миллион раз проклял тот день, когда они встретились с гнилоглазым, больным шатуном. Ведь именно тогда на развилке судьбы Гаечка выбрала неверный путь. Да и жизнь Садовникова с тех пор стала еще более ухабистой и злой.

У него нет возможности повернуть время вспять, но он найдет способ разрубить гордиев узел.

Новая граница Зоны пока в прорехах. Бабки, выделенные на возведение очередного Периметра, разворовали, воспользовавшись смутным временем, последовавшим за Расширением. Губернатор сидит в Лефортово по обвинению в мошенничестве. Сталкеры ходят в Зону и обратно, как на службу. «Каски», курсирующие на «хаммерах» по еще неустоявшемуся маршруту, в переговоры не вступают: стреляют на поражение.

Вот и все. Один шаг – и сразу же отпустило. Работающие на пределе возможностей чувства вернулись в обычный «повседневный» режим. Сталкер вышел за пределы Зоны, но бой за жизнь продолжался.

Начались отчужденные кварталы. Их следовало пересечь как можно незаметнее, потому что здесь одинаково кроваво хозяйничали «каски», мародеры и бездомные псы, собравшиеся в стаи. Садовников шел быстро, стараясь тише клацать тростью по асфальту некогда запруженной транспортом, а теперь пустынной дороги. Перебежать через улицу, затем – через запущенный сквер, отодрать от костыля приклеившуюся обертку от мороженого и старую газету. Мимо вонючих мусорных баков, которые в обозримом будущем никто не опорожнит, мимо магазинов с разбитыми витринами, мимо жилых домов. Здесь не зажигались загадочные огни, как в Зоне, но свои призраки, безусловно, имелись, и было их немало. Они проявляли себя, хлопая оконными рамами в безветрие, бормоча в водосточные трубы, разрывая тишину внезапными ударами железом по стеклу.

Впереди засияли фары. Следующая улица была открыта для автотранспорта.