У нее почти получилось. И даже дышать стало чуть легче, чуть свободнее. Не зря же говорят, что дома и стены помогают. Вот это ее дом. Пусть пока только формально, на бумагах, но дом есть. И крыша над головой есть, и какая-никакая мебель! Остальное она докупит и отремонтирует.

– Мы с тобой подружимся, да? – Нина погладила все еще хранящие тепло уходящего дня перила. – Я тебя подлатаю.

Она подлатает дом и подлатает себя. А потом забудет случившееся, как страшный сон. Должна забыть. Ради себя и ради сына.

Воспоминания вернулись болью в ребрах и животе. Самое время глотнуть зелья Шипичихи. Вот сесть на верхней ступеньке террасы с чашкой зелья, представить, что это не зелье вовсе, а крепчайший кофе, и начать новую жизнь!

Картинка светлого будущего не сложилась из-за громкого всплеска. На мгновение показалось, что к террасе, той ее части, что нависала над водой, подплыла лодка. Или крупное животное. Или огромная рыба. Или еще какая тварь… Нина замерла, вытянулась в струну, а потом после долгой борьбы с самой собой на цыпочках двинулась в сторону звука. Света от лампочки хватало лишь на то, чтобы осветить террасу. Темная вода так и оставалась темной.

– Эй… – позвала Нина шепотом и тут же подумала, что это полная чушь – разговаривать с животным, рыбой или иной… тварью. А если на ее «эй» сейчас кто-нибудь отзовется, станет вообще не до шуток.

Не отозвались, но по темной глади воды скользнула еще более темная тень. Или показалось?

Показалось бы, если бы не еще один громкий всплеск. На самом деле громкий. Нина когда-то давно смотрела передачу про сомов, про то, какими огромными они могут вырасти, размером с ребенка, если не больше. Щуки тоже бывают большими. И аллигаторы. Вот только аллигаторы в Темной воде точно не водятся. А ей на будущее стоит прикупить переносной фонарик помощнее, чтобы при случае отследить неведомую озерную зверюшку.

Нина даже нашла в себе силы усмехнуться этой своей мысли. Ухмылка получилась трусливой, но ведь никто не видит. Она уже собиралась гасить свет и отправляться спать, когда ее вдруг настигло удивительное открытие. За весь вечер у воды ее не укусил ни один комар, даже мимо не пролетел!

На самом деле это очень хорошая новость! Домик у воды, но без комаров! Что может быть лучше? И настроение как-то сразу поднялось на несколько пунктов, и хватка невидимой лапы на горле стала еще чуть слабее. Это странное место приняло их с Темкой. Нине очень хотелось так думать, а значит, так оно и будет!

Темка метался во сне, сбросил на пол тонкий плед и сложенную вчетверо толстую кофту, которую Нина пристроила вместо подушки. Нина подняла плед и кофту, приладила на место, уложила вспотевшего, горячего со сна сына поудобнее, принялась раздеваться. В ее будущей спальне не было ни тумбочки, ни туалетного столика, ни даже стула, чтобы положить на него одежду, а идти за стулом в кухню по темному дому не хотелось. Вещи можно сложить в шкаф, благо она перебрала и протерла его пыльное нутро, а потом плотно прикрыла дверь. Тема, наверное, как и многие дети, не любил открытых шкафов, оставленных на ночь. Нине хотелось думать, что просто не любил, а не боялся.

Дверь в шкаф была открыта. Не нараспашку, но достаточно, чтобы просунуть внутрь руку. Или изнутри…

Холодная лапа с силой сжала горло, воздуха в легких осталось чуть, а воли и здравого смысла хватило на то, чтобы включить в мобильном фонарик и решительно распахнуть резную дверцу.

Внутри не было ничего, кроме аккуратно сложенного постельного белья и висящих на плечиках винтажного вида платьев. Ничего и никого. А что она ожидала?

Нина со свистом выдохнула ставший вдруг вязким воздух и осторожно, чтобы не разбудить Темку, закрыла дверь. Аккуратно, но плотно. На цыпочках прошла к кровати, стараясь не смотреть в зеркало. Ей не хотелось видеть свое отражение. Не сейчас. Возможно, силы появятся завтра, потому что утро вечера мудренее. Она снова усмехнулась. В этом странном месте в голову то и дело приходили какие-то почти забытые поговорки, словно время здесь законсервировалось, как то старое вишневое варенье в буфете.

Темка снова застонал, завозился во сне. Нина легла рядом, обняла сына за плечи, мягко дунула в кудрявую макушку.

Тогда, два дня назад, ее сын ничего не видел и не слышал. Она сделала все возможное, наизнанку вывернулась и через себя переступила, чтобы ее мальчика не коснулась вся эта… мерзость. А что, если все-таки коснулась? Что, если слышал? Или догадался? Он еще маленький, но очень необычный, тонко чувствующий, не такой, как остальные дети.

Захотелось плакать. Нет, белугой выть от всего этого! Она ведь так и не поплакала, собрала волю в кулак, зубы сцепила, ногтями пропорола кожу на ладонях, но не позволила себе вот этой простой женской слабости. Тогда не позволила и сейчас не позволит. Они с Темкой далеко. Они в безопасности в этом всеми забытом месте. А значит, можно расслабиться. Хотя бы попытаться.

Нина и попыталась. Легла на спину, закрыла глаза, прислушалась к мерному дыханию Темки и, кажется, дома. Вдох-выдох, вдох-выдох… Вдох чуть короче, выдох подлиннее. Как учили на курсах по йоге. Дышать диафрагмой, не зажиматься… Она не станет зажиматься, а отдастся наконец усталости и сну. Она заслужила.

…Сон оказался коварным, он сначала ласково погладил Нину по голове, а потом сдернул с кровати и поволок в темноту. Она пыталась кричать и отбиваться, пыталась вырваться, но чьи-то невидимые руки – страшные костлявые руки! – крепко и безжалостно зажимали ей сначала рот, а потом и глаза. Пахло псиной, и в нос забивались шерстинки, не позволяя дышать. И сиплый, нечеловеческий какой-то голос шептал на самое ухо: