– Правда, – ответил он, – их хватит, чтобы покрыть крышу.

– Ну, что же, я рада, – закрыла я вопрос.

Беседа с журналисткой на первый взгляд была приятнее фотосессии. Я говорила то, что наметила заранее. И после ее ухода тут же обо всем забыла. Неудивительно, ведь я так спешила в театр. Потом собиралась поехать к Эльжбете. Мы заранее условились на определенный час – она хотела мне кое-что показать. Однажды я ее спросила, чем она занимается в свободное от домашних хлопот время. Как проходит ее день, разумеется, когда нет репетиций.

– Ты ведь уже знаешь, меня содержит дочь, я тебе говорила, – ответила она.

– Ну а вообще что в твоей жизни происходит? Что ты обычно делаешь?

– Звезды рассматриваю.

– Ты серьезно?! Как это?

– У меня на крыше есть телескоп. Ты не представляешь, как это увлекательно. Я знаю о звездах почти все… но хочу знать больше. – Она посмотрела на меня. – Это ты себе вообразила, что все начинается и заканчивается театром. А на свете есть столько интересных вещей. К примеру, астрономия. Иногда я полночи провожу за телескопом. И тогда все становится на свои места. Если бы не это мое увлечение, не знаю, что бы со мной было после его ухода… А так я себе объяснила, что он и я – лишь пылинки в огромном космосе… какое имеет значение, что чувствует какая-то пылинка…

Я была так поражена этим признанием, что долгое время не знала, что сказать. И заявила самое дурацкое из всего возможного:

– Но ты ведь не хотела мириться с разводом, писала разные заявления, только было уже поздно.

– Не писала я ничего. До меня тоже дошла эта сплетня. Неужели и ты думаешь, что я до такой степени глупа, чтобы хлопотать об отмене судебного решения?

– Так значит, это была сплетня?

– А ты еще не привыкла, что в театральной среде сплетня заменяет правду? Об этом известно всем – так удобнее.

– А почему ты так быстро дала ему развод?

– Ну, потому что он этого очень хотел.

– А ты?

Она горько усмехнулась:

– Хочешь спросить, люблю ли я Зигмунда? И да, и нет.

– Совсем как я, – вырвалось у меня.