Я поймала себя на мысли, что езжу в госпиталь не потому, что обязана, а потому, что мне нравится проводить время с этими людьми, образующими одну большую семью. Они все были связаны друг с другом военной службой, и мне тоже было легко устанавливать связь с теми, кого я там встречала. Поэтому время от времени я собираю своих сотрудников и некоторых друзей, и мы отправляемся в госпиталь устраивать ужин.

Мы привозим скатерти и свечи – потому что какой же ужин без свечей? – и готовим домашнюю еду: курицу в горшочках или чили с кукурузным хлебом. Иногда мы приглашаем какого-нибудь знаменитого шеф-повара: Джеффри Закаряна, Санни Андерсон или Сэма Касса. К нам присоединяются жены сенаторов и офицеров высшего ранга. Нам хочется дать пациентам и их семьям возможность побыть в том мире, который они знали до госпиталя, до ранений, до Афганистана и Ирака. Нам хочется поделиться с ними частицей дома.

И мы надеемся, что скоро они действительно окажутся у себя дома.

В первый год вице-президентства Кирстен Уайт и Карлос Элизондо, двое членов моей команды, в понедельник, перед Днем благодарения, решили положить начало новой традиции. Мы попросили администрацию дать нам список пациентов, которые достаточно мобильны, чтобы куда-то поехать, и выделить автобус для них и членов их семей. Мы купили пару здоровенных индеек и при помощи компетентных сотрудников – на нашей «промышленной» кухне – приготовили невообразимую гору еды: фаршированные индейки, картофельное пюре, сладкий картофель, клюквенный соус, зеленую фасоль в горшочках, пироги с тыквой и яблоками. Мы открыли несколько бутылок вина, а в центре стола сделали композицию из тыкв.

Неважно, кто ты и откуда, мы все связаны главной человеческой потребностью – потребностью в пище. Еда, на мой взгляд, – это любовь. Как сказал великий Энтони Бурден[24], «еда, возможно, не является ответом на вопрос о том, как сохранить мир, но мир с нее начинается». Открыть свой дом для общего застолья – это было лучшее, что я могла придумать, чтобы поддержать наших подопечных.

Когда гости приезжали, они поначалу были скованны и немного нервничали. Мы с Джо всегда встречали их у двери. Все были при параде, готовые к серьезному мероприятию, ведь они ехали на встречу с вице-президентом и второй леди. Капеллан открывал наш ужин прекрасной молитвой, а потом все чинно приступали к еде. Однако к концу ужина дети уже, смеясь, бегали вокруг стола, а родители непринужденно болтали, не отказывая себе в лишнем кусочке пирога. При свете свечей мы все были просто семьями, которые сидят за столом и рассказывают истории.

В первый год мы пригласили мать молодого парня, который был в коме после ранения в голову при взрыве. Она планировала к нам присоединиться, но у ее сына резко поднялась температура, и она не смогла приехать. Я думала о ней весь вечер, и когда последний гость ушел, решила, что нужно сделать еще один, финальный бросок. Я позвала Карлоса, нашего секретаря по социальным вопросам, и еще нескольких сотрудников, вместе мы упаковали остатки угощения, чтобы отвезти их в госпиталь. Большинство больничных палат было ярко освещено флуоресцентными лампами, но мать солдата сидела в темной комнате, где светился только экран телевизора. Было такое ощущение, что это тревога матери за сына поглотила весь свет вокруг. Она приняла угощение и молча обняла меня. Когда я уже собиралась уходить, женщина улыбнулась и прошептала: «Я бы хотела, чтобы вы увидели моего сына».

Когда мы вошли в палату, у меня перехватило дыхание. На голове парня была вмятина в том месте, где была утрачена часть черепа, глаза ввалились, под ними темнели круги. Мне не нужен был врач, для того чтобы понять, что этот человек находится между жизнью и смертью. Мать подошла к его кровати, я приблизилась с другой стороны, и мы стояли так, под действием притяжения человека, находившегося между нами. Она попросила меня помолиться вместе с ней. Мы взялись за руки и просили Бога о чуде, которое вернуло бы ее сына к жизни. Я не могла себе представить, какую боль она испытывает. Я могла лишь догадываться о ней по напряженным губам, по тяжелому дыханию. Мы закончили молитву, я подошла к ней, чтобы обнять ее. Между нами происходило нечто, что было невозможно описать словами, – возможно, осуществлялась некая связь между двумя солдатскими матерями. И ничего не нужно было говорить. Я оставила мать у постели сына, и мы молча пошли к машине.

Через год мы снова устраивали ужин в честь Дня благодарения. Той женщины уже не было в госпитале Уолтера Рида, поэтому она к нам не присоединилась. Но за столом был кое-кто, кто ее знал: симпатичный молодой человек в ярко-красной бейсболке. Это был веселый и разговорчивый парень, который пришел со своей девушкой. Я узнала его только тогда, когда он снял бейсболку и вмятина на его черепе стала видна. Он пережил выход из комы, справился с травмой и жил здоровой, практически нормальной жизнью. Я обняла парня и попросила передать привет маме. А потом произнесла про себя молитву благодарности за эту семью.

Все восемь лет мы поддерживали традицию совместных обедов, а также устраивали летние пикники и рождественские праздники для детей. Также мы провели совместное мероприятие с фондом «Чтение объединяет», прекрасной некоммерческой организацией, которая связывала родителей-военных с их детьми посредством чтения. Это была встреча-сюрприз, на которой папа, находящийся в Ираке, по скайпу читал своему сыну-второкласснику «Однажды ночью перед Рождеством». Большинство детей в классе не были связаны с жизнью военных и очень удивились, увидев на экране папу своего одноклассника. Жена солдата вместе с младшим сыном тоже присутствовали, и когда лицо отца появилось на экране, малыш закричал: «Папа! Папа!» Мальчики гордились тем, что их папа выступил перед классом, а остальные дети смотрели на него, как на знаменитость. Вот так, при помощи одного несложного действия тревога и одиночество в душах этих детей сменились гордостью и любовью.

Мы поддерживали традицию общих трапез с военными везде, куда приезжали. Мы садились за стол с мужчинами и женщинами, которые служат нашей стране, в столовых Форта Карсон и Кемп-Пендлтона, в Берлине и Багдаде. Это было просто общение, но оно объединяло нас каким-то глубоким и человечным образом, как это происходит в семьях. Неважно, где мы находимся, всегда есть способ почувствовать себя дома.

В первый год пребывания Джо на посту вице-президента Бо был в Ираке. И хотя к тому моменту я уже немало работала с семьями военных, теперь у меня появился личный опыт решения тех проблем, с которыми им приходится сталкиваться. Дело было не только в том, что Натали и Хантер скучали по папе, – в его отсутствие очень многое изменилось в их жизни. Он не приходил на школьные мероприятия, не обнимал в дни рождения. И хотя мы старались общаться по скайпу как можно чаще и вся семья старалась, чтобы дети чувствовали себя любимыми и особенными, мы не могли заполнить ту пустоту, которая образовалась за общим столом в отсутствие Бо.

Когда он вернулся домой с целым ворохом историй о тех невероятных мужчинах и женщинах, с которыми служил, и о тех узах, которые их связывали, я почувствовала себя еще более вовлеченной в дела военного сообщества. Оно стало восприниматься как большая военная семья. И вот в 2010 году мы с Джо решили провести Четвертое июля[25] с нашими войсками в Ираке. Мы уже бывали на международных базах, в частности, за год до этого мы посещали нашу базу в Берлине. Но Ирак – это совсем другое дело.

Во враждебном небе Багдада перед посадкой самолетам приходится нарезать небольшие круги, словно спускаясь по винтовой лестнице. Пилоты резко замедляют ход и начинают снижение по спирали, чтобы затруднить попадание в самолет ракет «земля – воздух». Это происходит ужасающе быстро – примерно за десять минут, и когда мы с Джо ступили на взлетно-посадочную полосу, у меня кружилась голова, и я была полностью дезориентирована.

Бронированный автомобиль повез нас на место размещения: в Кемп-Виктори, переоборудованный дворец Саддама Хусейна. Гигантские колонны из черного мрамора с изящными золотыми украшениями обрамляли комнаты, меблированные для военных. Повсюду было полно солдат в камуфляже, которые носились туда-сюда. Наша комната в песочного цвета здании, находившемся недалеко от главного дворца, хранила следы былой роскоши, присущей пафосному стилю Саддама, но теперь в ней находились лишь шесть простых коек и туалет. Несмотря на сильную жару, мы решили пройтись, чтобы посмотреть на сверкающие люстры и замысловато украшенные купола главного зала. На следующий день Джо и генерал Реймонд Одиерно должны были проводить в нем церемонию натурализации[26] для тех солдат, которые были призваны на службу в Ирак и теперь должны были принести присягу как американские граждане.

По пути мы встретились с группой генералов, один из которых рассказал мне историю о своей дочери. Во время празднования Рождества в школе, где училась шестилетняя девочка, одна из ее одноклассниц, исполняя «Аве Мария», вдруг разразилась слезами. Учительница увела девочку со сцены и успокоила, а потом узнала, что эта музыка звучала на похоронах ее папы. Он погиб во время службы в Ираке. Ни учитель, ни администрация школы не знали о том, что эта ученица – дочь военного.

Той ночью я не могла уснуть, мысленно возвращаясь к этой истории. Эта маленькая девочка жила с грузом неизбывной скорби, и это настолько закалило ее, что окружающие взрослые даже не подозревали о случившемся.

Я решила, что хочу как-то поддержать таких детей. И таких, как Натали и Хантер.