Егор в пылу ткнул Даниила пальцем в грудь.

— Мог бы и рассказать мне о том, что милуешься с моей сестрой!

— Ничего такого нет! — возразил Даниил. — Я, может, пару раз подвозил ее домой. Ничего такого.

— Конечно, — коротко сказал Егор.

Последовала какая-то крайне паршивая немая сцена, на протяжении которой два друга пялились в разные стороны, не зная, что сказать и как быть дальше. Никакого развития событий. Еще была сцена, в которой Егор уговаривал Ольгу подняться из-за стола и пойти с ним. Даниилу казалось, что он смотрит трагикомедию, и ему порой было смешно, а порой — чертовски грустно.

Он снова удалился на кухню, достал из кармана телефон. Перечитал эсэмэску, в которой Алина желала ему страстного секса в новом году. Много скобочек напоследок. В тот момент он больше всего хотел почувствовать вкус ее мягких губ.

В холодильнике он нашел бутылку коньяка. Пять звездочек красовались на этикетке. Откупорив бутылку, он отпил из горла. Услышал плач Ольги. Сдержав порыв вернуться в гостиную, подошел к окну и открыл форточку. Захотелось на свежий воздух.

После была какая-то череда разговоров, морозный воздух, колкий снег, еще разговоры, какая-то ругань, танцы, снова морозный воздух…

Рано или поздно веселье заканчивается и наступает тяжелое похмельное утро. Открыв глаза и кое-как сфокусировав взгляд на простенькой люстре, Даниил подумал, что, если придерживаться логики «как встретишь новый год, так его и проведешь», дела у него в следующие триста шестьдесят шесть дней — високосный же — будут обстоять не самым лучшим образом.

Подумав об этом, он подполз к краю дивана и выдал наружу если уж и не все, то большую часть того, что было съедено и выпито за прошлую ночь. Благо, рядом с диваном стоял тазик. Тяжелый занавес чуть приоткрылся, и Даниил попытался сообразить, где он находится.

Квартира Егора. Знакомый узор обоев. С трудом поднявшись с дивана и размяв затекшую шею, Даниил отправился на разведку. В соседней комнате он наткнулся на мирно посапывавшего, лежавшего в кровати Егора. Кивнув спавшему другу, он пошел на кухню, где выпил стакан воды и простоял минут десять с опущенной головой, упираясь руками в край стола.

Память не возвращалась, да и сил не было, чтобы собрать события прошлой ночи в единое целое. Такого дикого похмелья он не испытывал с того злополучного декабря. Прошел год, и вот он снова в отправной точке. А тому пацану могло бы исполниться шестнадцать…

Даниил говорил себе, что слишком много сожалений, что он и сам в какой-то степени жертва. Все же, ему хватало здравомыслия для того, чтобы не впадать в истерику и самобичевание, всячески призывая окружающих к помощи. Он сам справится с этим чертовым похмельем длиною в целый год.

Проснулся Егор. Посмеявшись, рассказал, как вытаскивал Даниила из сугроба, из которого тот не мог вылезти, потому что ушел в него с головой. Сказал, что Даниил отправился на дискотеку, ну а что делал там — тайна, покрытая мраком, ведь в это время Егор был занят тем, что отводил пьяную Ольгу домой.

— Твою ж мать, — протянул Даниил, выслушав друга.

— Хорошо хоть, что ты догадался мне на телефон позвонить, — усмехнувшись, сказал Егор и вынул из пачки сигарету. — Иначе я тебя бы попросту не нашел. Знаешь, у меня в загашнике есть как минимум три истории про выпивших мужиков, которым приспичило уснуть на морозе и которые в итоге остались без пальцев рук и ног из-за такой фигни.

— Да уж. Веселого мало.

— Но не плакать же!

И то верно. Даниилу подумалось, что он очень хочет к Ольге. Он мог называть себя дураком сколько угодно, но понимал, что просто так не сможет отказаться от нее. И пусть его отношение к ней с годами сильно трансформировалось, он понимал, что все еще что-то было. Он горел. Да. Однажды он горел, потому что были чувства к Ольге. Прошло, увы. Но ему нужно гореть, просто необходимо! Продолжать, несмотря ни на что. Потому он захотел Алину. Но и потому же оставался с Ольгой.

Мыслить Даниилу было по-прежнему сложно, потому он, выпив бутылку пива, вернулся на диван, дабы полежать еще полчасика, а после подняться и с более-менее свежей головой отправиться домой, где, разумеется, его ждал неприятный разговор. Но как иначе?